102 / 196
ЛЕВ КОТЮКОВ
представить его вопящим и бьющим себя в грудь от отчая
нья:
“ ...Жрать нечего! Жить негде! Дочь голодает! Сил нету!
Тоска заела! Под забором сдохну!..”
Подобный монолог вполне был бы уместен в его устах,
ибо с лихвой соответствовал действительной жизни поэта.
Однако никогда не слышал от него ничего подобного. Но
многократно слышал и слышу оное от многих и многих
неистребимых членов писательских союзов, чьи судьбы и
жизнь многократно благополучней Рубцова, а литератур
ные достижения необнаружимы даже с помощью микро
скопа.
И морды у них вовсе не от голода пухнут. Пухнут и
кирпича не просят. И дети их на иномарках ездят. И квар
тиры у них в элитных районах. И не собираются они без
временно подыхать под трехметровыми заборами своих
загородных особняков.
Но жалуются всем и вся на жизнь подлую, клянчат, ка
нючат, попрошайничают, халявничают — и не могут ос
тановиться в мерзком самоунижении. И самое удивитель
ное, что иные, ведая о лжестрадальцах, внимают и помога
ют им. И я не оставляю их без помощи, даже жалею иног
да.
И не жаль мне для них ни последнего куска хлеба, ни
последней пули.
Они и Рубцова поминают, призывая его пример на под-
крепу своим лжемытарствам. Дурят и успешно охмуряют
легковерных, но сами не верят никому ни в трезвом, ни в
пьяном виде.
А мне припоминается еще один анекдотический случай.
Как-то загостился Рубцов на женском этаже общежи
тия. Пришел благочинно на чай и “зачаевничался” до от
ключки. Девчата попытались привести его в чувство, но
тяжел и беспробуден был сон поэта. Попросили меня заб
рать Рубцова, но у меня в это время гостили родичи — и я,