ЛЕВ КОТЮКОВ
Рубцов сочувственно вздохнул.
После вчерашнего во рту горело, а в голове потрески
вало. Я угрюмо приложился к бутылке с водой. Бутылка
была из-под водки. Как сейчас вижу, из-под “Столичной”.
Отхлебнул глоток и поморщился от омерзения, кляня про
себя вчерашнее легкомыслие и грядущую тугомотную пи
санину.
Рубцов присел обочь стола, уважительно посмотрел на
исписанную мной бумагу, деликатно взял какую-то книгу,
полистал, аккуратно положил на место — и, выждав, ког
да я домараю очередную страницу, грустно кивнул в сто
рону бутылки:
— Водичка?..
А меня словно бес какой-то подначил. Я снисходитель
но, как ректор на проректора, посмотрел на Рубцова и
брякнул:
— Сам ты водичка! Осталось со вчерашнего! Вот вдох
новляюсь! Сам понимаешь — без вдохновения нет докла
да!..
Нарочито кривясь, приложился к бутылке и демонст
ративно занюхал воду рукавом.
Рубцов тотчас ловко выудил из пепельницы бычок по
приличней, раскурил и услужливо поднес мне на затяг вме
сто закуски. Ни слова не сказал, держа приличиствующую
моменту паузу. Он умел, железно умел держать не только
удар, но и паузы. О, сколь красноречивей любых сильных
слов бывает настоящая мужская пауза!
На мгновение мне почудилось, будто я слышу лекий
шорох падающих в утреннее окно солнечных лучей, какой-
то удивительно легкий, пепельный шорох. Но всего лишь
на мгновение!..
А Рубцов, будто сопережив со мной это невыразимое
мгновение, проникновенно спросил, кивая на бутылку с ос
татками воды:
— А нельзя и мне немножечко?..
Я чуть не вспылил от благородного возмущения. На
97