115 / 196
ДЕМОНЫ И БЕСЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
кандалится! Вполне можно обойтись без него...
— Но он же наш лучший поэт! И не собирается напи
ваться.
— Ну, прям уж лучший! — сердито возразил Михай
лов.
Но я стойко отказался вычеркивать Рубцова из списка.
— Учтите, сами будете отвечать! Я категорически про
тив — сухо отрезал проректор и не подал руки на проща
нье.
Слава Богу, вечер прошел прекрасно. И Рубцов не под
качал, выступил на ура — и даже после вечера не осканда
лился.
Я не сужу почтеннейшего Александра Алексеевича,
вспоминая сие, ибо кто знает, как бы я повел себя, окажись
в треклятом, продуваемым всеми идеологическими сквоз
няками проректорском кабинете. Может быть, довел бы
дело до конца и не допустил бы Рубцова к микрофону.
Оно, конечно, неэкономно в сочинении о Рубцове, без
божно греша краткостью изложения, уделять место второ
степенным эпизодам русской литературы. Михайлову и в
голову не пришло бы отстранять от выступления Евтушен
ко или вышеупомянутого Вознесенского. Еще бы — влас
тители дум!..
Думается, данный случай очень характерен для нашей
эпохи.
Так называемые шестидесятники — пена на мертвой
зыби советской словесности, блескучая грязь подорожная
— были воистину властителями дум “культурного” обще
ства, формировали общественное мнение, да и эту трекля
тую общественность. Мощные силы стояли за этим лжеро
мантическим явлением.
За Николаем Рубцовым ничего не стояло, кроме вели
кого таланта. Он был вне общественного “света”, вне ин
теллектуальной “элиты” тех лет. Истинная литература тво
рилась на отшибе советской жизни, как бы на том свете,
J14