ЛЕВ КОТЮКОВ
к поэту? Ну ладно, коль это проповедовали бы люди по
духу и крови чуждые Рубцову. Ан нет!.. Живут и множат
эту ненависть в основном так называемые “свои”. Очуже-
бесившиеся “свои”.
Бесам неведомо чувство крови, они — вне жизни. Но
они— во времени! Время — их безраздельная вотчина. И,
может быть, оттого столь ненасытна их злоба, что поэзия
Рубцова в единоборстве времени и жизни недала самоунич-
тожиться частице нашего бытия. Такое демоны и бесы не
прощают никому и никогда. И смерть в данном случае не
имеет никакого значения.
'
Трижды был прав моей отец, воскликнув:
— Общественность?! Да черт знает кто!!!..
Князь мира сего хорошо знает свое дело и не ведает заб
луждений, в отличие от пустоцельной, блудливо-брехли-
вой мировой и отечественной общественности.
Общественные люди не будут беспокоиться: есть ли у
человека на зиму пальто, есть ли у него ночлег, есть ли день
ги на дорогу. Но громогласно будут жалеть, сокрушаться,
охать, сознательно и бессознательно, радуясь, что есть
предмет дежурной жалости и показного сокрушения. И как-
то удивительно ловко устраняться от практического дела,
оставаясь в несведущих глазах благодетелями и доброже
лателями, а после смерти человека — душеприказчиками.
В жизни, в необщественной жизни, все было иначе.
Как-то уезжал Рубцов в Вологду. Уже растеплилось —
и можно было спокойно странствовать налегке. Но ехал
поэт в бездомье и не ведал, как быть со скудными пожит
ками, где оставить свое потертое, видавшее виды пальто,
дабы к новым холодам быть во всеоружии.
Провожали его, как всегда, шумно и организованно. Но
наиболее организованным из провожающих был поэт
Игорь Ляпин.
Рубцов тихо отозвал его, достал металлический рубль
и попросил: