ЛЕВ КОТЮКОВ
— и оставалась, да и по сию пору остается, непостижимой
и чуждой для нашей безнациональной общественности.
И вообще: что это за словечко такое — общественность?
А?! Ну, общество — это еще куда ни шло, сообщество
— тоже вполне годится. А общественность?! Что-то ублю
дочное есть в этом... “шесть! шесть! шесть!..”, как бы —
чего изволите?!
Вообщем: шестьсот шестьдесят шесть!..
И вспоминаются мне детские годы. Томлюсь поздним
осенним вечером в ожидании отца. Зудит над головой чер
ная тарелка. Ревут серебряные МИГи в тяжелом промозг
лом небе.
Наконец, смолкает рев, а отца все нет и нет. А черный
лопух над головой зудит и зудит: “Мировая обществен
ность... Мировая общественность... Осуждает, разоблача
ет... Клеймит... Одобряет... Широкие слои общественнос
ти...” и т. д. и т. п. до полного отупения чувств и разума.
Но, о, счастье!, гремит крыльцо под сапогами, грохает
дверь, входит в комнату отец — и сходу вырывает шнур
из радиорозетки.
Захлебывается тишиной неутомимое черное горло-ухо
— и лицо отца светлеет. И чудится на миг, что на всей зем
ле тишина небесная.
— Па, а что такое — мировая общественность? — спра
шиваю я:
— Общественность?! — озадачивается отец.
Сбивает фуражку на затылок, пьет прямо из горлышка
заварного чайника, утирает испарину со лба и недоуменно
повторяет:
— Общественность?!... Ну, как бы тебе это объяснить?!
Это народ такой! Вернее не народ, а... Ну те, кто чужим
умом живет!.. Да черт знает кто!!!...
— А вот по радио говорили, что не черт знает кто... —
не удовлетворяюсь я ответом.
-
115