За цветным оконцем вьюжил снежок, мелькали дома и лю
ди, чугун мостов и бравая «вытяжка» заиндевевших фонарей.
Столица вяло, подобно бурлаку, тянула лямку делового дня.
Она вздыхала, любезничала, ругалась, потела и мерзла, огла
шая свое пасмурное чрево храпом лошадей, стуком каблуков
акцизных1и звоном колокольцев в приемных.
Народ на улицах, серый, что мокрицы, расползался кто ку
да, некоторые кривыми гвоздями жались у ямских пристаней,
нервничали, стучали зубами в ожидании лениво тащившихся
крытых саней; когда последние прибывали, люди заскакивали
в них на негнущихся, одеревеневших ногах и уезжали, тая в
промозглых лабиринтах города.
Хлыст Прохора застрелял чаще, карету пару раз дернуло:
кони подзамялись на схваченной ледком мостовой, взялись
недружно, но в следующий миг снег под полозьями взвизг
нул шибче, и карета полетела вдоль гранита Невы.
Угревшись теплом шубы, Осоргин предался любезным
воспоминаниям. Аманда... Он был пропитан ее чарами, как
парус морской солью.
Леди Аманда Филлмор объявилась в Санкт-Петербурге
под осень, когда листья дубов и кленов Летнего сада заверша
ли свой век, кружась и падая на темное стекло Лебяжьей ка
навки.
«Кто она? Откуда? Зачем?» Об этом мозолили языки в
каждом салоне. Ровным счетом никто не ведал о существова
нии леди Филлмор, и вдруг... ее видят во дворце Юсуповых
на Мойке, у Шереметьевых на Фонтанке, в салоне у Ворон
цовых на Садовой... «Да Боже мой! Вполне довольно оказать
ся меж первых двух фамилий, чтоб имя простого смертного
уже стало бессмертным... А она?.. Однако, господа, однако!»
Она была неотразима и тотчас заметна. Ее изумительные
платья из атласа, шифона и шелка, ее прическа, уши, шея и
руки, искрящиеся бриллиантами, были вершиной изыскан
ности и совершенства. Многие, очень многие дамы кусали гу
бы, полагая, что их туалеты по-азиатски тяжелы и вульгарны
в сравнении с загадочной англичанкой.
‘ Чиновник.
25
