Манеры ее были под стать нарядам: изящны, в меру бес
печны и строги. На приемах она легко говорила, но более
расточала улыбки, полные обескураживающей снисходи
тельности и той учтивости, которой взрослые одаривают де
тей. И многие умудренные мужи тушевались, как лицеисты,
вставали в тупик и, глухо раскланиваясь, бранились в душе:
«Вот чертова баба! Свяжись с ней... попадешь как кур в ощип!»
С каким умыслом на брегах Невы леди Филлмор, никто не
знал. Сама она отвечала просто: «Хочу посмотреть снега Рос
сии, которые погребли великую армию Голиафа»1.
Однако в салонах спорили до пота:
— Бьюсь об заклад: она фаворитка Великих Князей! —
И тут же «на ухо» журчало имя.
— Вот как! Первый раз слышим! Но это колоссально! Пи
рамидально!
— Ах полноте, сударь, время и стыд иметь! Суть надо знать,
а уж потом «вокать»! Лучше меня послушайте, нынче-с провел
время меж двух высокопревосходительств... признаюсь, сердца
наши с графиней разбиты, но справедливость неумолима:
с
миссией она, господа, у нас, с миссией... Так сказать, невеста
с
приданым —засланная птица. Тсс!
— Однако!
— И по всему, секретная.
— Ей-ей, последние крохи собрал, из первых уст, так ска
зать...
— И что? л
— А то, что остановилась она во дворце графа Нессельро
де. Самого нет —в ставке с Императором... При ней компань
онка. Та тоже, шепнули, не из простых... Но это не суть, пер
востатейно другое: по всему, сия пташка завязана в узелок
с
лордом Уолполом. Слыхали, надеюсь, о таком?
— Новый посол Англии у нас в Петербурге? Тот, что сме
нил Катхарта?
— Он самый, господа...
— Вот так игра!
Однако эта досужая болтовня оставалась за ширмой кури
тельных комнат да душных спален... На поверку все были
1
Голиаф—
буквально: имя филистимлянского великана, убитого ца
рем Давидом. (В данном случае —одно из прозвищ Буонапарте.)
26
