Глава 3
Беда не разминулась с Николаем Петровичем, не помило
вала. Канцлер Александра I был ранен английской «пулей» в
самое сердце. Не думал, не гадал он, что за все свое радение
во славу Отечества узрит под старость лет позор, услышит
клевету и умоется болью душевною.
В карете было студено, но граф задыхался от жару: душила
обида, стягивала горло до слез, до внутренней корчи.
«Господи Святый, за что Твоя кара небесная?.. Вся жизнь,
как один день, в заботах и трудах праведных на благо, и... —
Румянцев смахнул слезу, —теперь я канцлер на глиняных
ногах».
Взламывая тяжкие оковы случившегося, Николай Петро
вич не мог поверить, что лорд Уолпол, без году неделя ходив
ший в послах, на Рождественском балу рискнул идти ва-банк.
Хотя с истинным раскладом вещей граф в спор не лез: от
ношения у него с британцами были, как у линя со щукой. Он
ненавидел англичан, испокон веку привыкших на чужом гор
бу в рай въезжать.
Верно и то, что характер у Румянцева непросто было на
звать легким, да и не ударялся он в гадкое низкопоклонство
пред иностранщиной: грех для россиянина смертный; прице
лы у министра иностранных дел были всегда дальние, если не
сказать великие.
Мыслил он под десницей царской да волей Божьей вывес
ти Россию в самопервенствующую державу; увеличить без
счету торговые компании с миллионными оборотами; завес
ти крепкие службы и конторы по всему белу свету, да такие,
что способны дела в Европах ворочать на радость Отечеству,
на зависть врагу.
В этих мечтах-помыслах высоко взлетал канцлер, полет
пониже давали реалии жизни. Однако и при сем «полете»
строй славных дел его был красен.
Более всего Николай Петрович страдал душой за дело Рос
сийско-Американской Компании. Дело это давалось кровью
немалой, но потомкам обещало урожай сказочный. Виделось
поэтому Румянцеву, что истое поприще его распахивается не
здесь, а там, за океаном, на новорусской земле Америки. И не
случайно, растрогавшись как-то в личной беседе с американ
12
