плавающих на облаках, и потому пушечной пальбы весьма
боятся*.
Единственное благо, доставляемое им религиею, есть та
бу. Никто, даже ни сам король не может табу нарушить, какая
бы маловажность оным ни охранялась. Одно изречение сего
страшного слова «табу» вселяет в них некий священный
ужас и благоговение, которое хотя и не основано на рассуж
дении, но не менее спасительные следствия имеет. Всеоб
щее табу могут налагать только одни жрецы, на частное же
имеет право каждый, что происходит следующим образом:
если хочет кто охранить от похищения или разорения свой
дом, насаждения, хлебное или кокосовое дерево, то объявля
ет, что душа его отца или короля или иного лица покоится в
оной его собственности, которая и называется тем именем.
Никто не дерзает уже коснуться тогда сего предмета. Но
если кто сделается столь дерзок, что изобличится в наруше
нии табу, такому дают название Кикино, и сии суть первые,
которых съедают неприятели. По крайней мере они тому
верят. Духовные, уповательно, разумеют располагать сим об
стоятельством так, что оное бывает действительно. Жрецы,
король и принадлежащие к его семейству суть табу. Англи
чанин уверял меня, что лицо его есть также табу. Но, невзи
рая на то, он опасался, чтобы не сделаться в предстоя
щей войне пленником и не быть съедену. Думать надобно,
что его почитали прежде так, как и всякого европейца,
за Етуа, но семилетнее его между островитянами обраще
ние, конечно, уничтожило мысль признавать его существом
высшим.
Робертс не мог сообщить мне сведений о религии новых
его соотечественников. Вероятно, что нукагивцы имеют об
* Однажды случилось, что я в бытность на корабле моем королевского
брата приказал выпалить из пушки. Вдруг бросился он на землю, обвил
ся около ног подле него стоявшего англичанина. Смертельный страх
изобразился на лице его. Дрожащим голосом повторял он многократ
но: мате, мате.
[
174
]
