ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Все наступательные операции, о которых рассказывается в первой части книги, не похожи одна на другую ни по своим задачам, ни по количеству войск, ни по масштабам, ни по пространственному размаху, не похожи они и по практическому выполнению оперативно-тактических задач.

В чем же особенности каждой операции?

Курская битва – грандиозное по размаху и вовлечению сил сражение, не имеющее себе равных в истории. Эта битва принесла нашим Вооруженным Силам не только военную, но и морально-политическую победу.

Белгородско-Харьковская операция во всем величии показала, какую роль могут сыграть стратегические резервы, своевременно введенные в сражение. Операция знаменита своим динамическим, решительным характером, упорством и умением наших войск брать такие современные укрепления, как Харьковский крупный узел обороны, закрывающий выход советских войск на Украину. Это был взлом бастиона немецкой обороны на востоке.

Битва за Днепр – первое и самое серьезное испытание войск фронта в умении преодолевать с ходу большие реки.

Все последующие наступательные операции были связаны с преодолением крупных рек, поэтому форсирование водных преград в Дальнейшем стало составной частью всех рассматриваемых операций.

Форсирование Днепра – блестящее воплощение советского военного искусства в действиях войск. Немалый интерес представляет преодоление таких рек, как Южный Буг, Днестр, Прут, Сан и Висла. Все эти реки, как и Днепр, форсировались войсками с большим мастерством и героизмом, при умелой организации всех командных инстанций.

Цель Кировоградской операции – взятие Кировограда, стремительный прорыв, короткий кинжальный удар, окружение, маневр войск с одного направления на другое, где обозначался успех. Здесь я имею в виду маневр 8-го механизированного корпуса 5-й гвардейской танковой армии с главного направления на южное для обхода Кировограда.

Корсунь-Шевченковская операция – окружение и разгром крупной активной и маневренной немецко-фашистской группировки; отражение массированных танковых атак противника, прорывавшегося на выручку окруженным войскам Штеммермана. В чем своеобразие этой операции? Прежде всего, в маневре танковыми армиями, а так как в маневре соединениями с неатакованных участков. Этот маневр осуществлялся не только танковыми войсками, но и общевойсковыми и артиллерийскими соединениями и частями, инженерными войсками. Умело использовались артиллерия, инженерные средства заграждения для создания противотанковой обороны.

Операция проводилась в тяжелых климатических условиях, преодолевая которые, войска проявляли выносливость, героизм и стойкость.

Корсунь-Шевченковская операция имеет существенное отличие от Сталинградской операции. Оно заключается в том, что буквально с первого дня окруженная группировка, меняя свои направления, непрерывно атаковала нас. На выручку окруженной группировке противника наступала очень сильная бронетанковая и пехотная группировка немецко-фашистских войск.

В Уманско-Ботошанской операции характерным является рассекающий удар. Сильные группировки наших войск на флангах дробили оборону врага, как молотом. Большое искусство проявили войска в форсировании на широком фронте и с ходу таких рек, как Южный Буг, разлившийся в период весеннего паводка, Днестр, имеющий очень быстрое течение, и Прут. Наступление велось в исключительно тяжелых условиях, в слякоть и грязь, но независимо от этого оно проходило в высоком темпе, с маневрированием силами и средствами.

В результате нашего успешного наступления на Украине были разгромлены группы армий «Юг» и «А» немецко-фашистских войск, что предопределило полный разгром гитлеровцев на юге в последующих операциях.

Львовско-Сандомирская операция заслуживает особого внимания и изучения. По количеству войск, всех родов оружия и боевой техники, сосредоточенных на нашем фронте, она была выдающимся событием в ходе Великой Отечественной войны. Один фронт решал важнейшую стратегическую задачу разгрома группы армий «Северная Украина». Подобного в истории Великой Отечественной войны не было. В этой операции для оперативного маневра был большой простор. Многообразие форм оперативного маневра – вот чем характерна эта операция. Здесь развертывались все формы оперативного искусства: прорыв, окружение бродской группировки, быстрый ее разгром; маневр танковыми армиями в высоком темпе; выход войск фронта на Вислу, форсирование этого крупного водного рубежа на широком фронте с ходу и захват крупного оперативного плацдарма.

Исключительную напряженность вызвали борьба на сандомирском плацдарме и закрепление его, отражение контрударов противника и массированных танковых атак. Следует отметить удачный выбор момента для ввода в сражение 5-й гвардейской армии, что позволило расширить плацдарм, прочно закрепиться и создать условия для развертывания последующих операций.

Карпатско-Дуклинская операция – эта хотя и небольшая по размаху, но исключительно важная в стратегическом и политическом отношениях операция была вызвана политической необходимостью, это «неплановая» и тяжелая операция в горах. Она была проведена с единственной целью: оказать помощь Словацкому национальному восстанию. Здесь зародилась нерушимая боевая братская дружба между народами ЧССР и СССР.

Я принимал участие во многих крупнейших событиях войны, многое видел и знал, но даже если бы я рассказал обо всех четырех годах войны, пережитых мною, все равно это были бы только некоторые страницы той огромной летописи Великой Отечественной войны, которую всем нам коллективно необходимо создать в интересах нашей страны и в интересах истории.

О крупнейших операциях 1943-1945 годов рассказал я в этой книге. Но, как известно, история войны началась для нас не с побед, а с горьких неудач и тяжелых испытаний. Наш путь к окончательной победе был долгим и тернистым; он занял почти четыре года, и, на мой взгляд, любой участник войны, пишущий воспоминания о ней, имеет право на обобщения и выводы лишь после того, как осветит весь ход войны, потому что лишь такой, всесторонний анализ может привести к правильным общим выводам.

Поэтому я не хочу спешить с общими выводами. Чтобы с полным чувством ответственности подойти к ним, мне необходимо восстановить в своей памяти все пережитое на войне, все ее этапы, а не только последний этап. А пока рискну высказать здесь лишь несколько мыслей, касающихся главным образом наших командных кадров, тех суровых требований, которые предъявила к ним война, и того процесса роста и совершенствования, которые они претерпели, оказавшись перед лицом этих требований.

Я уже называл имена некоторых людей. Главным образом, это командующие армиями и родами войск, политработники армейского и фронтового масштаба, начальники штабов фронта и армий, командиры корпусов и реже командиры дивизий.

Однако мои воспоминания предстанут на суд всех участников тех событий, о которых я пишу, в том числе на суд моих боевых товарищей – воинов Степного, 2-го и 1-го Украинских фронтов всех званий, от солдатского до генеральского. Мой боевой опыт позволяет мне вспомнить множество эпизодов, связанных с непосредственным пребыванием на передовой. Я мог бы рассказать многое о боевых действиях подразделений, частей, соединений и объединений, о действиях не только командиров дивизий и полков, но и командиров батальонов, рот, батарей, о многочисленных беседах в боевой обстановке в кругу младших командиров и солдат.

Почему же я уклонился от описания этих оставшихся в моей памяти и дорогих моему сердцу эпизодов? Да потому, что мне казалось важным восстановить картину событий в тех масштабах, в которых я имел возможность это сделать по своему тогдашнему положению, То есть в масштабах всего фронта, всего хода операций.

Я останавливаюсь на этом, потому что такое отношение к событиям кажется принципиально важным. Думается, что человек, пишущий воспоминания о войне, может принести наибольшую пользу для воссоздания ее общей картины в том случае, если он пишет прежде всего о тех событиях и делах, с которыми сам непосредственно сталкивался, за которые отвечал. Правильнее всего смотреть на события войны, если можно так выразиться, с того командного пункта, на который ты был поставлен.

Общая широкая картина войны может сложиться только из многих воспоминаний. Ее составят воспоминания командующих фронтами и армиями, командиров дивизий и полков, комбатов, командиров рот младших командиров и солдат. Только все это, вместе взятое, может дать полное представление о войне, увиденной с разных точек. И едва ли стоит пытаться сводить в чьих бы то ни было воспоминаниях все эти точки в одну.

Сказанное, на мой взгляд, относится не только к воспоминаниям, но в известной мере и к трудам по истории войны.

Нам необходимо иметь историю боевых действий армий, дивизий полков. В исторических трудах должны быть зафиксированы события и героические подвиги, которыми была так полна война.

Но при создании сводной истории всей Великой Отечественной войны, призванной полномасштабно осветить события и подытожить опыт войны в целом, нет никакой нужды загромождать ее частными эпизодами, которые, кстати сказать, в подобном труде могут быть по условиям места изложены лишь крайне бегло и поэтому не дадут представления ни о характере подвига, ни о людях, свершивших его.

История войны не должна в общих трудах рассыпаться на отдельные эпизоды. Они найдут свое законное место в историях частей и соединений, которые надо создавать, не откладывая дела в долгий ящик, пока живы участники войны.

Свои соображения о наших командных кадрах на войне я хотел бы начать с командира полка.

Я не показывал в этой книге действий полков, но и при подготовке и в ходе операций всегда отдавал себе отчет в том, что командир полка – основная фигура в армии и в мирное и в военное время, основной организатор боя. Нет таких всеобъемлющих начальников, как командир полка. Он командир-единоначальник, в его руках собрано буквально все, что относится непосредственно к бою и военному быту, к обучению и воспитанию людей, к поддержанию дисциплины. Если командир полка не на высоте, то, сколько бы ты ни давал туда, вниз, мощных средств борьбы, боевой техники, все равно проку не будет – по-настоящему они не используются.

Взять, к примеру, полковые артиллерийские группы поддержки. Чем дальше шла война, тем мы все чаще имели возможность делать их крупными и мощными. Но они действительно становились такими, если попадали в руки толкового командира полка. Когда же такой командир не понимал характера и роли артиллерии в войне, то и не мог эффективно использовать артиллерийскую мощь.

То же самое и с танками. Мы давали танки поддержки в полки и батальоны. Бесспорно, их место в боевых порядках батальонов. Но и тут роль командира полка была велика. Если в бою он правильно использовал танки, то они воевали хорошо, вводились в бой не вслепую, а с учетом местности и характера обороны противника. Имея в своих руках артиллерию поддержки, командир полка прокладывал танкам путь, давил немецкую противотанковую систему, организовывал взаимодействие пехоты и танков с артиллерией, заботился об эвакуации поврежденных машин с поля боя.

Словом, командир полка был на войне тем мастером, без которого не обойтись в любом деле, в любом цехе, тем более в цехе войны. Без мастера – знатока всех элементов данного производства – дело так лее не пойдет, как на войне без командира полка – знатока всех элементов организации общевойскового боя. Командиров таких надо беречь и следить за их судьбой. В меру сил мы старались это делать. Именно из командиров полков в ходе войны вырастали командиры дивизий, корпусов и другие крупные военачальники.

Роль командира полка я хорошо понял в мирное время, когда сам пять лет командовал полком. Командовал по-настоящему, не стремясь поскорее уйти ни вверх, ни в сторону, наоборот, стараясь именно там, в полку, постигнуть все премудрости войсковой службы и жизни. С чувством удовлетворения вспоминаю, как много дала мне эта работа.

Потом я прошел через все должности, начиная с командира дивизии, на которой тоже пробыл шесть лет. И каждая должность меня чему-то учила. Учила меня и Академия имени Фрунзе. Но все-таки самой главной для меня академией был полк. Полк сделал меня человеком поля. Именно в полку я страстно полюбил поле, учения, проводимые с максимальным приближением к боевой обстановке. Я относился к учениям со страстью и считал тогда, так же, как считаю сейчас, что без вдохновения нет учений. И это пригодилось мне на войне.

Не знаю, сумел ли я передать это, но мне хотелось показать, что руководство боевыми действиями – это прежде всего вдохновение, и именно оно, кроме всего прочего, требуется командиру перед принятием самых сложных решений.

А что касается слов Суворова «Тяжело в учении – легко в бою», то для меня они всегда были основой жизни и деятельности. Особенно запомнились мне те счастливые минуты, когда на учениях в Московском военном округе я со своим полком, смешав во встречном бою все карты «противника», вышел прямо на командный пункт командира «Синей дивизии», и Борис Михайлович Шапошников, командовавший тогда Московским округом, похвалил меня за удачный бой. Казалось бы, столько огромных событий произошло после того, позади осталась такая война, а я все еще по сей день с волнением вспоминаю похвалу Б.М. Шапошникова, высказанную мне, командиру полка, почти сорок лет назад.

Не могу не привести одно принципиально важное соображение Маршала Шапошникова относительно роли командира полка. Он считал, что уважающий себя и своих подчиненных начальник, заботясь об авторитете командира полка, никогда не станет проверять полк в отсутствии его командира. Этого он сам неукоснительно придерживался и постоянно внушал другим.

Однажды Б.М. Шапошников прибыл в мой полк. Я находился на стрельбище. Борис Михайлович явился на наш правый фланг. Когда дежурный отрапортовал ему о состоянии полка и о том, где командир, Шапошников остался ждать меня и ждал, пока я не прибыл по его вызову. Он не считал возможным смотреть полк без его командира

Мне долгое время пришлось командовать полком и дивизией, находясь под начальством Иеронима Петровича Уборевича. Из всех своих учителей я с наибольшей благодарностью вспоминаю именно его. Он сыграл в моем росте, как и в росте других моих сослуживцев, большую роль.

Уборевич был не только выдающимся военачальником гражданской войны. Находясь в последующие годы на посту командующего округом, он пристально, умело, я бы сказал, умно занимался боевой и оперативной подготовкой и воспитанием кадров. Иероним Петрович умел смотреть далеко вперед. В наибольшей степени именно у него многие командиры учились и перенимали богатый современный опыт, которым обладал этот незаурядный военачальник. Особенно сведущим он был в вопросах организации и обучения войск, командования и штабов, оперативно-тактической подготовки.

Несколько слов мне хочется сказать и о роли командира дивизии. Так же как и командир полка, он – основная организующая фигура общевойскового боя. Командир дивизии не отвечает своему назначению, если он не способен в бою правильно использовать все рода войск, входящие в состав соединения и приданные ему. Важно, чтобы он умел правильно понимать и оценивать общую оперативную обстановку, в которой происходят действия его частей. Командир дивизии располагает в своем штабе группой специалистов, и если не опирается на них, не использует их знания, то и сам не сможет быть на высоте предъявляемых к нему требований. Не отвечает он своему назначению и в том случае, когда не опирается, как единоначальник, на своего заместителя, начальника политотдела дивизии и не умеет правильно использовать в бою такую огромную силу, как политработники.

И уж, конечно, на войне обязанности командира дивизии вовсе не сводились к тому, чтобы, как это делали некоторые, уйти на так называемые «глаза» – на передовой наблюдательный пункт – и забыть об управлении дивизией, возложив все заботы целиком на штаб. Эта грубая ошибка порой дорого обходилась нам. Командир дивизии должен быть на наблюдательном пункте лишь в те моменты, когда решаются главные или, во всяком случае, важные задачи. Например, в период начала боя, во время прорыва или при каких-то существенных изменениях в обстановке.

Надо признать, что некоторые командиры дивизий даже в конце войны не полностью это понимали. Бывало, заедешь в дивизию: «Где командир дивизии? Пусть лично доложит обстановку». Отвечают: «Командир дивизии ушел «на глаза». А «глаза» у него в этот момент ничего не видят: уже темно. Под вечер и ночью место командира дивизий, разумеется, не «на глазах», а в штабе, где он должен готовить дивизии к следующему дню. Как правило, на войне дивизия управлялась боевыми приказами на одни сутки, и, ставя с вечера задачу, организуя будущий бой, командир дивизии никому не вправе передоверять эту работу. Он вместе со штабом – штаб под его руководством, а не наоборот – должен готовить бой.

Я всегда считал слабостью, недостатком командира дивизии, если он устранялся от организации разведки, целиком полагаясь при этом на начальника разведки дивизии и штаб. Горький опыт войны учил на многих примерах, что если командир дивизии не вникает по-настоящему в дела разведки, не ставит ей ясные задачи, то потом сам оказывается в трудном положении – не в состоянии оценить, что, собственно, происходит перед его участком. И когда требуешь доклада от такого командира дивизии, то слышишь в ответ стереотипную фразу: «Разрешите доложить, товарищ командующий? Противник оказывает сильное сопротивление». На такой ответ большого ума не требуется. Мало доложить об этом факте, надо еще разобраться в нем, проанализировать и использовать все свои средства для борьбы с тем, что тебе противостоит, что тебя держит. Уровень докладов о противнике, анализа его сил и возможного противодействия для меня всегда был одним из самых важных критериев в оценке того или иного командира дивизии и степени его соответствия своей должности.

Вспоминаю такой случай в 5-й гвардейской армии. Одна ее дивизия никак не могла продвинуться на главном направлении. Командир дивизии находился где-то на НП и несколько раз подряд доносил оттуда, что дивизия не может поднять головы из-за немецкого огня. Мне надоели эти однообразные доклады. И, находясь в расположении армии, как раз неподалеку, я сам заехал на эти «глаза».

Донесения командира дивизии оказались одновременно и правдой и неправдой. Он действительно с утра сидел на НП, на чердаке крайнего дома поселка, и по нему лупили немецкие самоходки. Находясь там, он не мог поднять головы. Но если бы он, не поддаваясь личным впечатлениям, разобрался и оценил обстановку в целом, то понял, что его дивизия уже давно могла бы опрокинуть слабые силы немцев, которые ей противостояли. Это и было сделано через два часа, после того как я вытащил командира дивизии в поле, на высоту, и заставил посмотреть на обстановку по-настоящему, своими глазами, заставил организовать бой в масштабах всей дивизии.

Я привел этот случай еще и потому, что вопрос о личной храбрости командира на войне не столь прост, как его иногда пытаются представить. Что произошло в данном случае? Командиру дивизии как будто и нельзя было отказать в личной храбрости, а дивизия по его вине действовала в этот день робко, нерешительно. Сам он, находясь весь день под отчаянным огнем, считал, очевидно, что ведет себя геройски. А на самом деле, распространяя свое личное ощущение боя, сложившееся на том участке, где он находился, на весь фронт дивизии и соответственно докладывая в высшие инстанции, он робко управлял своей дивизией, обманывал нас, не зная истинного положения дел. Спрашивается, кому нужна такая храбрость?

В другой период войны мне пришлось иметь дело с одним из командующих армией, у которого тоже была страсть садиться как можно ближе к переднему краю, в крайнюю хату деревни. Он всегда находился под огнем противника. Да еще и штаб с собой брал. Располагал его по соседству, тоже в крайних хатах, и нес потерю за потерей, не говоря уже о том, что всем этим нарушалось нормальное управление войсками и исключалась возможность трезвых, правильных оценок общей обстановки.

Добавлю, что вопрос о храбрости человека – вещь тонкая, требующая внимания. В данном случае командарм, о котором я упоминал, был человеком исключительной храбрости. Он выбрасывал свои командные и наблюдательные пункты бог знает куда, и мне пришлось с ним довольно долго бороться. Но смелость была сильной стороной этого человека, и я не считал для себя возможным посмеяться над ним или резко одернуть его. Это бы его подкосило, обескрылило. Обладая на войне немалой властью, командующему фронтом очень легко подорвать авторитет подчиненного, а потом поди восстанови его!

Подлинная храбрость очень ценна на войне. Ценна и в высших начальниках, если, конечно, она не единственное их достоинство.

Однако когда мы говорим о тех качествах, которые требовались от военачальников на войне, то как бы храбрость ни была важна, не она в первую очередь определяла боевые качества людей, руководивших войсками. Смелость, храбрость, личное мужество были характерны для наших командных кадров, в том числе и высших, с самого начала войны. Главные боевые качества военачальника – это умение управлять войсками, постоянная готовность принять на себя ответственность и за то, что ты уже сделал, и за то, что собираешься сделать. Решимость нести ответственность за все действия войск, за все последствия отданных тобою приказов – чем бы это ни грозило и чем бы ни кончилось – вот первый и главный признак волевого начала в командире. Командующим армиями, фронтами в ходе войны приходилось брать на себя ответственность такого рода, причем в начале войны брать в самых тяжких условиях. И это было одним из самых важных факторов их роста как военачальников.

Война постепенно отодвигала от командных постов тех, кто однобоко, механически понимал ответственность за порученное дело, порой примитивно выполнял приказы и потому терпел неудачи.

Постепенно в ходе войны изживали себя начальники, считавшие, что, чем больше пошлешь в бой пехоты, тем больше она сможет взять. Война обнаружила их несостоятельность. Они не понимали, что в бою решает огонь, что надо прежде всего продвигать вперед огонь, а уже за ним пехоту. Конечно, число – важная вещь, но за числом всегда, как говорит старая истина, должно стоять и умение, искусство вождения войск, танков, пехоты, артиллерии. И этому мы тоже учились в ходе войны. Учились на тяжелых ошибках, просчетах, неудачах. Учились на первых дорого давшихся успехах. Учились на первых победах, которые поначалу не всегда умели реализовать до конца.

Я пытался обрисовать боевые качества и нравственный облик ряда военачальников, которые оказались на высших командных должностях к исходу войны. Если в какой-то мере обобщить те весьма крупные качественные перемены к лучшему, которые произошли в ходе войны у наших военных кадров в уровне их военного искусства, то коротко это можно выразить так: война сама выявляет и отбирает кадры. Обстановка войны лучше всяких кадровых органов исправляет те ошибки, которые до нее были допущены и кадровыми органами, и высшим командованием в выдвижении на те или иные посты тех или иных людей.

И если перед войной при расстановке кадров в армии было допущено немало ошибок, и эти ошибки сказались буквально в первые же месяцы войны, то постепенно война отодвинула в сторону эти кадры, не справившиеся со всей сложностью обстановки. И прежде всего таких людей, которые оказались неспособными совершить перелом в своей собственной психике и начать выполнять свои обязанности командующих фронтами и армиями так, как этого требовало ведение современной войны.

Достаточен в этом смысле хотя бы пример командующих фронтами. Фронтами командовали не те, кто был предназначен к этому в мирное время и кто оказался на этих постах в первые дни войны. Все командующие фронтами выявились в ходе войны; и может быть, эта формулировка покажется не совсем удачной, но я скажу, что они были порождены войной. Большинство людей, завершавших войну в качестве командующих фронтами и армиями, пришли к этому не в результате стечения случайностей, а в результате своих действий, благодаря своим способностям, знаниям, воле, в результате проявления всего того, что наиболее отчетливо обнаруживается именно на войне.

Так сложилась группа высших командиров, которая несла на себе тяжесть войны. Зная многих из них близко по войне и сталкиваясь с ними в мирное время, анализируя их дела, я прихожу к выводу, что в основе тех качеств, которые сделали их способными к вождению войск на поле боя в условиях современной войны, лежали большие и всесторонние знания, опыт долгой службы в армии – последовательно, ступенька за ступенькой, без перепрыгивания через несколько ступенек. Эти люди знали войска, знали природу солдата. Они еще в мирное время упорно учили войска тому, что потребуется на войне. Сами учились вместе с войсками и, добавлю, учились у войск. Все лучшее, передовое, что давал тогдашний опыт, они брали от войск и аккумулировали в себе. И среди людей, выдвинувшихся во время войны в военачальники, я, как правило, в котором почти нет исключений, вижу тех, кто с большой любовью, самозабвенно работал в войсках еще в мирное время, кто, не почивая на лаврах былых заслуг, постоянно готовил себя к войне, не жил старым, не смотрел назад, а смотрел вперед, в будущее.

Ход и результаты Берлинской и Пражской операций – яркое свидетельство высоких организаторских способностей наших командиров и боевого мастерства советских войск, накопивших большой практический опыт организации и ведения боевых действий в самых Различных условиях.

А самого доброго слова и большой признательности достоин солдат Красной Армии, на долю которого выпали самые большие тяготы. Беззаветно преданный своей Родине и Коммунистической партии, он мужественно выстоял в войне с фашизмом, сражаясь честно и отважно, одержал победу над сильным врагом.

Откуда же такая стойкость, несгибаемость, твердость духа на поле брани у солдата Красной Армии?

Идеи Ленина, идеи Великого Октября глубоко проникли в душу и сердце трудового народа, определили облик советского солдата. Октябрьская революция дала ему революционную закалку, подготовила его к подвигу во имя защиты своей Родины и завоеваний революции.

Уже в годы гражданской войны солдаты Красной Армии – армии нового типа – в борьбе с внутренними врагами революции и иностранными интервентами бились до последней капли крови, за каждую пядь земли. «Будьте стойки до конца»,– призывал в те грозные годы В.И. Ленин. В горниле войны это ленинское требование стало нормой поведения советских солдат. В Великой Отечественной войне среди советских воинов родилась клятва: «Ни шагу назад, стоять насмерть!»

Суровое испытание выпало на долю тех, кто воевал с фашистской Германией. Гитлер ставил задачей уничтожить Советское социалистическое государство, искоренить социализм и поработить народы нашей Родины. Но Красная Армия под руководством Коммунистической партии, несмотря на неблагоприятную обстановку в начале войны, не дрогнула, выстояла, разгромила фашистские полчища и победила.

Победа далась нам нелегко. Враг был силен и коварен. Тем большей славы достоин советский солдат – чудо-богатырь. Ему мы обязаны нашей победой.

Слово «солдат» собирательное: это и рядовой, и сержант, и старшина, и офицер, и генерал, и маршал – все воины фронта и партизаны. Нравственная сила советского солдата, проявленная на войне, необыкновенна. Она воплотилась в его доблести, отваге и героизме. Наш солдат смело шел в атаку на врага, без колебаний вступал в смертельный бой, прокладывая путь к победе, ради жизни на земле. Он был храбр в бою, суров и великодушен. А какой самоотверженностью и гуманизмом отличался наш солдат в освободительном походе, когда спасал от фашистского ига народы Польши, Чехословакии, Румынии, Венгрии, Болгарии, Югославии и Германии! Вот где проявилось величие его духа. С поразительной силой отразил благородство советского солдата-победителя памятник-монумент советского скульптора Е.В. Вучетича в Трептов-парке в Берлине.

Крылатые слова А.В. Суворова «Каждый воин должен знать свой маневр» обрели новое содержание в Великую Отечественную войну. Наш воин понимал не только свой маневр на поле боя, но и боевую задачу, поставленную перед ним его генералом. В этом выражались взаимное доверие, непоколебимое единство начальника и солдата. Они оба, отдавая все свои силы и умение, выполняли приказ Родины. Вот почему советский солдат на поле боя инициативен, готов идти на подвиг, преодолевать любые трудности и опасности, вот почему он превосходит противника в воинском мастерстве.

В боях и походах советских солдат осеняло ленинское знамя. Образ Ленина жил в сердце каждого советского воина – от маршала до рядового. Ленинизм был и остается духовным фундаментом массового героизма советских людей на фронте и в тылу. И потому, когда на учении или в походе, в бою или на параде идут в строю советские солдаты, это волнует и восхищает наш народ. Он видит в них свою силу и красоту и гордится своими сыновьями, веря в несокрушимое могущество социалистической Родины.

Слава советского солдата, его подвиг в боях за Родину бессмертны!

Я еще раз склоняю голову перед всеми воинами, не вернувшимися с войны.