До каких же пор можно было терпеть разорванность русско
го сознания? Кто-то должен был попытаться замостить прова
лы и пропасти и поднять новые знамена.
Эту миссию взяла на себя группа молодых российских
интеллигентов, словно замаливая грех того, что Струве назвал
«безрелигиозным отщепенчеством от государства». Георгий
Флоровский, Петр Савицкий, Николай Трубецкой, Петр Сув-
чинский взялись сказать прощальное слово старой России и
открыть новые пути для новой, послереволюционной страны.
Но что такое Россия? Прежде всего надо было отвечать на
этот вечный вопрос. Они ответили так: Россия —это Евразия.
Ни в коем случае не Европа. Стремление Русского государства
стать частью Европы ведет к геополитическому поражению, а
в области культуры —к подражательству и деградации.
Эти идеи прозвучали для зарубежной России как эпатаж,
как дерзкая выходка молодых людей. В чем-то они напомина
ли славянофильство, но во многом и расходились с ним. Сла
вянофилам Россия представлялась только православной и
славянской. Евразийцы видели в своем отечестве широкое мо
ре народов славянских, азиатских, угро-финских, —неповто
римый государственный и культурный материк, который
противостоит Европе и Азии и одновременно объединяет, свя
зывает их.
Евразийцы как будто оглянулись на свое прошлое и откры
ли в нем тайную доминанту: Россия всегда будет проигрывать
Европе, когда будет забывать, что ее главные силы сосредото
чены именно на ее азиатской половине. Николай Трубецкой,
словно заглядывая в наше «демократическое» время, написал:
«Будущая Россия —колониальная страна, подобная Индии,
Марокко или Египту». Правда, тут же добавил: «“Азиатская
ориентация” становится единственно возможной для настоя
щего русского националиста».
А как же свершившаяся революция? Как незавершившаяся
борьба с большевизмом, ввергшим Россию в чисто европей
ское социальное экспериментаторство? Как с русской культу
рой? Как жить русским в изгнании?
Революция была неизбежна, но от нее, по словам Георгия
Флоровского, погибла «только Петербургская Россия». Это
«только Петербургская» лежит на одном уровне с розановским:
«Не довольно ли писать о нашей вонючей Революции, —и о
прогнившем насквозь Царстве, —которые воистину стоят
друг друга».
Евразийцы говорили об империи без всякого пиетета. Бо
лее того, они дерзали обвинять белую эмиграцию в невероят
ной косности. Понятно, кто входил в круг обвиняемых.
242
