Глава 11
Влияние плавания Дежнева на дальнейшее развитие
географических представлений о Северо-Восточной Азии

Оказало ли влияние плавание Дежнева на современников, современную ему географию и картографию? В решении этого вопроса наблюдаются два направления. Одни считали и считают, что ни косвенного, ни, тем более, прямого влияния Дежнева на географию не было, другие, наоборот, с документами в руках доказывают, что оно безусловно было, и немалое. К числу скептиков второй половины XIX – начала XX века следует отнести историка Сибири П. Словцова, вообще отрицавшего возможность плавания русских казаков в пролив, архивариуса Московского архива министерства внутренних дел Н.Н. Оглоблина и американца Ф.Р. Голдера. О них будет сказано в следующей главе. В наши дни к такой скептической точке зрения присоединился историк географии В.И. Греков. «К сожалению, – пишет он, – географическое значение подвига С.И. Дежнева осталось в то время (XVII в. – M.B.) непонятым. Открытие же в 1650 г. С.И. Моторой, а затем М.В. Стадухиным более удобного сухого пути к р. Анадырь с притока Колымы – р. Анюй лишило плавание С.И. Дежнева практического значения, ибо оно было забыто в сибирских и московских канцеляриях» (192, стр.7-8).

Значительно большая часть исследователей придерживается противоположных взглядов. Наиболее обстоятельно они изложены академиком Л.С. Бергом (145, стр.38-57). Поэтому сейчас мы не только назовем приведенные им документы, но и ознакомимся с его основными выводами.

«Чертеж Сибирской земли», или «Чертеж всей Сибири, збиранный в Тобольске по указу царя Алексея Михайловича» 1667 года, найденный в русской копии и опубликованный в 1914 году Л.С. Багровым (193, стр.11), а ранее известный лишь по обнаруженным копиям в шведских архивах (194). Этот чертеж в наше время издавался неоднократно (111, №28). Л.С. Берг считает, что на чертеже нет данных о морских путешествиях с Колымы на восток, но так как на карте нанесена река Камчатка, то такое могло получиться лишь в результате походов Дежнева, Стадухина и их преемников. Та же оценка повторилась и для следующего чертежа всей Сибири, составленного в 1673 (?) году. Отмечено, что против предыдущего на новом чертеже появились реки Алазея, Колыма и Амур; «Роспись», или объяснительная записка, к чертежу – «Список с чертежа Сибирской земли». В «списке» появилось указание на «камень» (хребет), «которого обойти никто не может». Л.С. Берг считает, что в «списке» прослеживается влияние двух источников: одного – утверждающего о существовании на пути с Колымы на Анадырь «необходимого» носа, другого – возможно, дежневского, – говорящего о трудном, но все же проходимом пути. Имелось в виду сообщение о том, что Каменный Нос обходят за один год, если льды пропустят, либо за три года, если льды не пропустят. О плавании Дежнева можно было только догадываться.

«Сказание о великой реке Амуре», составленном царским послом в Китай Николаем Спафарием. В части северо-восточной Азии «Сказание» копировало «Список с чертежа Сибирской земли» 1673 года, что видно из повторения его текста: с Колымы на Анадырь, парусом можно перейти за одно лето, а если льды не пропустят, «и в то время ходят года по два и по три и больше. А вверху той Анадыри-реки чрез тот камень есть волок на Блудную реку: Блудная пала в Колыму-реку, и те места край и конец Сибирской земли». Но в то же время Н. Спафарий утверждал, что Камень, который тянется от Байкала на восток, ставит предел к путешествию в Китай. Конца этого предела никто не знает. В том, что у автора «Сказания» якобы не было сомнений о соединении Ленского и Амурского морей, Л.С. Берг ошибался. На самом деле, на чертеже Н. Спафария 1678 года, найденном позднее, южнее реки Анадырь изображен каменный мыс, конец которого уходит за рамку. Следовательно, он не соединяет, а разделяет два упомянутых моря.

«История Сибири» серба Юрия Крижанича (1680 г.). Во время ссылки в Сибири Крижанич собрал достоверные сведения местных ленских и нерчинских казаков. «К востоку, – писал Крижанич, – нет никакой твердой земли и что сказанные моря (Ледовитое и Восточное. – М.Б.) ничем друг от друга не отделены».

Карта 1687 г. голландца Николая Витсена. На месте Чукотки показан «необходимый нос», или «Ледяной мыс, конец которого неизвестен». Вряд ли такой источник может служить доказательством влияния на географию открытия пролива между материками, скорее наоборот.

Карта Татарии 1706 года, составленная королевским географом Франции Гильомом Делилем. На ней в районе крайнего северо-востока изображен горный хребет с надписью: «Неизвестно, где кончается эта горная цепь и соединяется ли она с каким-либо материком». Вряд ли и эту карту можно отнести к разряду даже косвенных источников.

«Атлас Ремезова». На картах С.У. Ремезова, вычерченных в конце XVII – начале XVIII века, изображены «необходимые носы» между Леной и Анадырем.

Карта Филиппа Страленберга, 1730 год. Пленный швед, попавший в Сибирь, собрал карты землепроходцев. Привлекает внимание сделанная на карте против устья реки Индигирки надпись: «Отсюда русские, пересекая море, загроможденное льдом, который северным ветром пригоняет к берегу, а южным отгоняет обратно, достигли с громадным трудом и опасностью для жизни области Камчатки». Карта Страленберга косвенно подтверждает факт плавания вокруг Чукотского полуострова отряда Дежнева.

Л.С. Берг приводит также свидетельства С. Крашенинникова о плавании на Камчатку Федота Алексеева (по рассказам местных жителей); беседу с тобольским воеводой Мусиным-Пушкиным иезуита Ф. Авриля; челобитную В. Атласова (1701 год), где имеется упоминание о Чукотском полуострове, как о «необходимом носе»; сведения анадырского казака Петра Попова (1711 год) о его сухопутном путешествии к «немирным чукчам» в район «носа».

Таким образом, Л.С. Берг собрал большое количество источников о косвенном влиянии на современников и географию похода Дежнева, однако некоторые из них («Сказание» Н. Спафария, карта 1687 года Н. Витсена, карта С.У. Ремезова, карта 1706 года Делиля и др.) свидетельствовали против его основного тезиса. Кроме того, Л.С. Бергу остались неизвестны чертеж Сибири Н. Спафария 1678 года, чертеж Сибири 1687 года, шведские карты, основанные на русских чертежах. Не удалось ему произвести и источниковедческий анализ «списка» и «росписи» к чертежам 1667 и 1673 годов, хотя он первый обратил внимание па противоречивость «Списка» 1673 года в понимании необходимого и в то же время обходимого с трудом Носа.

При подготовке к настоящему изданию книги были заново изучены традиционные источники и обращено внимание на новые материалы, появившиеся в печати уже после выхода в свет книги Л.С. Берга.

Но раньше, чем говорить о результатах предпринятой работы, необходимо остановиться на весьма важном наблюдении, сделанном вот уже более двадцати лет назад одним из крупнейших советских историко-географов – А.В. Ефимовым. Это наблюдение как бы перебрасывает мост между тем временем, о котором А.В. Ефимов писал, – о начале 50-х годов XVII века, когда осуществлялся своего рода штурм Чукотского полуострова, и временем, когда в связи с приездом в Москву Семена Дежнева – середина 60-х годов XVII века – географы получили непосредственную возможность ознакомиться с результатами его похода и использовать их при составлении чертежей и географических описаний Сибири. Речь идет о донесениях шведского королевского комиссара в Москве Иоганна де Родеса от 1652 года стокгольмскому двору (195). А.В. Ефимов обратил внимание на сообщение де Родеса потому, что в нем в весьма определенном плане говорилось об открытии русскими Америки (195, стр. 85), причем в тот момент, когда русское землепроходческое движение на северо-востоке Азии действительно вступило в решающую фазу – оно приблизилось к новому континенту и с каждым годом можно было ожидать чрезвычайных известий.

Осведомленный в делах московского двора, швед де Родес в январе – апреле 1652 года не раз в своих донесениях возвращался к судьбе бывшего соотечественника, ливонского немца на русской службе, одно время представлявшего царя при стокгольмском дворе Дмитрия Андреевича Франсбекова (Францбекова). Последний в те годы являлся якутским воеводой, вступив на эту должность в марте 1649 года. В августе 1651 года Франсбеков был отозван назад в Москву. Письма Родеса относятся ко времени возвращения Франсбекова из Сибири. Так, 28 апреля 1652 года Родес писал: «Как полагают они (стрельцы. – М.Б.) посланы Францбекову в Сибирь для подкрепления его войск. Идет также слух, что решили отправить туда несколько чужестранных офицеров для предполагаемого путешествия в Америку и чтобы продолжать полное овладение богатой страной, открытой Франсбековым» (196, стр.85-92). Вопрос заключается в том, откуда де Родес почерпнул сведения об организации русскими походов в сторону Америки? А.В. Ефимов полагает, что «как раз за год до распространения в Москве слухов об открытии Америки, в 1651 году, промышленный человек Юшко Селиверстов в отписке Францбекову сообщил об открытиях, сделанных в 1649 году и связанных с походом Дежнева».

Данные, приведенные А.В. Ефимовым, необходимо расширить. Действительно, Юрий Селиверстов мог передать воеводе Франсбекову сведения о плавании Дежнева потому, что осенью 1650 года он вернулся с Колымы в Якутский острог, совершив путешествие по морю. Воеводе Франсбекову он привез отписку Михаила Стадухина (сам он отписок не мог писать, так как не состоял на службе) о походе восточнее Колымы летом 1649 года, в котором Селиверстов принимал участие. В отписке Стадухина, как известно, сообщались подробности о плавании Дежнева, о гибели двух его судов, о дальнейшем продвижении на восток вдоль «Камня-Утеса», о новых реках и о богатых моржовых лежбищах. Главное, думается, заключалось в том, как реагировал якутский воевода Д.А. Франсбеков на сообщение Стадухина и рассказ Селиверстова. Теперь мы знаем, что воевода приказал Селиверстову приготовить экспедицию на новые реки, о существовании которых он поведал Стадухину и рассказал Франсбекову.

Об этих реках речь пойдет дальше. Среди задач нового плавания был и поход к «Новой Земле». В архиве Якутской приказной избы хранится челобитная казаков Ивана Семенова с товарищами – участников похода Селиверстова – случайно подтвердивших, что в их отряде имелся проводник на «Новую Землю», знающий хорошо дороги туда, – торговый человек Гавриил Алексеев, впоследствии ушедший от Селиверстова и тем расстроивший далекое плавание. В связи с этим необходимо вновь вернуться к вопросу о том, какой представляли себе «Новую Землю» русские люди в XVII веке, как понимали они близкое соседство Америки. В «Описании чего ради невозможно от Архангельского города морем проходити в Китайское государство», найденном в делах Посольского приказа и датированном второй половиной XVII века (датировка эта крайне условная), читаем: «Есть же пролива морская, – сообщал московский землеописатель, – именуемая акиан, которую есть ли б могли проплывати, мочно бы им (мореплавателям. – М.Б.) было в Китай и во Индию пройти; однако ж так то леденое море, яко и Новую Землю, никто не может проведати: пролива ли есть или море и Новая Земля – остров ли есть или твердая земля соединена с Америкой, се есть с Новым Светом, зане многие землеописатели чают, что Новая Земля соединяется с Северною Америкою» (110).

Легко представить себе, что любые сведения, приходившие из Якутска в Москву о путешествиях восточнее реки Колымы, против устья которой, как утверждал Михаил Стадухин, находилась Новая Земля (воевода Франсбеков, разумеется, знал о «скаске» Михаила Стадухина 1646 года, хранившейся в воеводском архиве, где ее позднее нашел Г. Ф. Миллер), при таком взгляде на соседство с Северной Америкой воспринимались как шаг к ее достижению. Будучи человеком образованным, смелым и предприимчивым (известно, что он финансировал экспедицию 1650 года Ерофея Хабарова в Даурию), Д.А. Франсбеков отлично понимал, в какие края он направлял экспедицию Юрия Селиверстова. Конечно, речь шла о продвижении в сторону Северной Америки. И если бы эта экспедиция окончилась успешно, как ее замышляли Франсбеков и Селиверстов, то еще трудно сказать, не закончилась ли бы она открытием нового континента с востока. Сам Франсбеков придавал своей экспедиции большое значение, что видно из того факта, что он израсходовал на нее большие средства – более 3,5 тысяч рублей.

Теперь законно поставить вопрос: из каких источников почерпнул де Родес довольно верные сведения о походах русских к Америке, бывшие до поры до времени служебной тайной Якутской воеводской канцелярии? В этом отношении может помочь изучение переписки между якутским воеводой Франсбековым и Сибирским приказом. Обращает на себя внимание документ, датированный 24 июня 1651 года. Это отписка Д.А. Франсбекова царю Алексею Михайловичу о посылке Юрия Селиверстова в экспедицию на «новые реки» и об израсходованных лично им средствах. В документе говорилось: «И мы, государь, холопи твои (имеется в виду товарищ Франсбекова Осип Степанов. – М.Б.) для такой твоей государевой службы велели ему, Юшку, в Якуцком остроге прибрать охочих промышленных людей. И он, Юшко, прибрал охочих промышленных людей к себе четырнадцать человек... и я, государь, холоп твой Митька, не хотя твоей государевой службы поставить, дал ему, Юшку, с товарищи своих хлебных запасов и всякой их подъем ссужал своим. Да им же, государь, мы, холопи твои, дали твой, государев, коч со всею снастью»  (197). К отписке Франсбекова были приложены и документы, освещавшие предыдущие походы к востоку от Колымы. Весь этот материал, пройдя через Сибирь, стал поступать в русскую столицу в самом конце 1651 и начале 1652 года.

Теперь мы можем сказать, что де Родес систематически знакомился с прибывавшими из Сибири документами и составил правильное представление о продвижении русских непосредственно к границам Северной Америки. Вполне вероятно, что среди попавших в его руки материалов были известия, правда, пока самые общие, о плавании Дежнева, так как Михаил Стадухин и Юрий Селиверстов, а следовательно, и Франсбеков не могли еще в те годы знать о его благополучном завершении.

Так впервые и довольно быстро Европа ознакомилась с русскими достижениями на крайнем северо-востоке Азии. Правда, не следует преувеличивать значение этого факта. Нам неизвестно, и вряд ли это было, чтобы сразу за сообщениями де Родеса последовали какие-либо выводы в части пересмотра географических представлений об этом районе. Во всяком случае, в картографии изменений не наблюдалось.

Прошло еще 15 лет, прежде чем в самой России наметились важные сдвиги в этом отношении.

Связано это с тем, что к этому времени в Тобольск и Москву наконец поступили более конкретные и обстоятельные сведения о походе из Ледовитого в «Теплое море» – о походе 1648 года. Их доставил сам Семен Дежнев. Он прибыл в столицу осенью 1664 года в составе отряда Ивана Ерастова, причем якутский воевода Иван Большой Голенищев-Кутузов прислал с Дежневым кроме анадырской костной казны его челобитную 1662 года о службах на реках Лене, Моме, Индигирке, Алазее, Колыме и Анадыре, где впервые описано плавание в пролив, содержался рассказ о событиях, предшествовавших этому плаванию, а также были приложены «выписки» о его почти двадцатилетних службах и другие документы. Все они были изучены в Сибирском приказе, и по многим из вынесены соответствующие решения.

Длительная, опасная и трудная служба «на краю земли» не могла не привлечь к себе внимания тех, кто непосредственно занимался вопросами Сибири. Легко представить, что об этом в столице было много разговоров. Думается, большое впечатление произвели рассказы и документы Дежнева и в Тобольске, где уже в эти годы подбирался материал для составления первого чертежа Сибири.

Первые генеральные чертежи Сибири и вопрос о северо-восточном морском походе.

Известно два ранних генеральных чертежа Сибири. Первый, как отмечалось, выполнен в Тобольске воеводой Петром Годуновым «с товарыщи» в 1667 году (несмотря на старания, подлинник его ни в одном из архивов не обнаружен). Второй чертеж составлен в 1672 или 1673 году и во многом повторил первый. Он известен по копиям, снятым в свое время в Москве шведами К. Прютцем и Э. Пальмквистом (198, стр.42, 44). На общих чертежах Сибири могли не найти отражения детальные разработки отдельных географических объектов в виде мысов и даже полуостровов. Ведь карты составлены как генеральные с охватом больших территорий. Особенно не повезло северному побережью, сжатому рамкой в одну сплошную, слегка волнистую линию, без указания на полуострова, заливы, бухты и т. п. Но так ли уж безразличны оказались эти карты к новым событиям в географии?

Прежде всего, бросается в глаза общая концепция карт-чертежей в части решения вопроса о возможности мореплавания на огромных водных пространствах, омывающих евразийское побережье. Эта концепция прослеживается довольно четко и сводится к утверждению возможности беспрепятственного морского прохода из Европы в Китай.

Подобная точка зрения впервые была высказана в России русским человеком, московским посланником в Риме Дмитрием Герасимовым, располагавшим, как теперь это установлено, дошедшим до нас в интерпретации Баттиста Аньезе чертежом-картой Евразии (3, стр.43). Карта Аньезе была издана в 1554 году, на пятнадцать лет раньше, чем известный картограф Европы Герард Меркатор показал пролив между Азией и Америкой, назвав его Анианским. Беспрепятственный морской проход – главная идея карты Б. Аньезе. Схематичная северная часть Азии и детальная Южная ее половина как бы демонстрировали цели и возможности мореплавания. Карта давала в руки моряков материал для прохода кораблей из Европы на Дальний Восток; кстати, на карте нарисовано три силуэта корабля, расположенных с интервалами в приемлемом отдалении от азиатских берегов. Пропагандистская цель карты – достижение богатых стран Китая и Индии. Появление в 1569 году на картах атласа Меркатора пролива Аниан по существу ничего не меняло в этой главной идее, добавляя лишь детали к ней.

После появления карты Аньезе и до плавания Дежнева в мировой картографии продолжали господствовать неясные, можно сказать даже фантастические, представления о streto de Anian. Этот пролив изображался то бесконечно широким, то узким, в зависимости от фантазии составителей карт.

Л.С. Берг впервые связал известие о проливе Аниан с китайскими источниками, в частности сам термин Аниан он считал производным от названия северной провинции Китая – Анин (145).

Однако со временем наиболее осведомленных географов Запада перестали удовлетворять измышления знаменитых издателей карт. Они стали стремиться к большей точности. Все это привело к тому, что к середине XVII века сведения о проливе расширились, а легенды постепенно уступили место достоверным данным.

Сведения о проливе приходили в Европу не прямо, а через посредство таких стран, как Китай: их доставляли туда люди, близко связанные по делам торговли с палеоазиатскими племенами, населявшими побережье и острова Охотского и Берингова морей. О том, что эти сведения нашли свое отражение в картографии Западной Европы, говорит одна малоизвестная карта полушарий, составленная в начале XVII века. Она воспроизведена в редкой голландской книге с описанием кругосветного путешествия капитана Георга Шпицберга (карта опубликована во 2-м издании этой книги). Как явствует из текста книги, Шпицберг севернее китайских берегов не плавал, однако на его карте изображены самые северные области Азии и Америки. Самое замечательное то, что на карте изображен безымянный пролив, отделяющий Азию от Америки. По точности изображения карта Г. Шпицберга может смело конкурировать с позднейшими картами этого района, в том числе с картами XVIII и XIX веков. Действительно, в узком проливе показаны два небольших острова, что соответствовало и позднейшим географическим версиям.

При внимательном ее рассмотрении видно, что очертания северных берегов Азии здесь даны в традиционной манере. Зато совсем иную картину являют районы Охотского и Берингова морей. На карте правильно положена горная система Восточной Сибири, вытянувшаяся с юго-запада на северо-восток, причем ее самые восточные отроги обрываются на Чукотке. Южнее этой горной системы показаны две большие реки. Одна из них, вероятнее всего, Охота. От горной цепи на юг в море вытянулся узкой полоской остров, составляющий как бы продолжение материка. Под ним нетрудно узнать Камчатку. Это изображение западного побережья Тихого океана. Картограф положил на карту северо-восточную Азию в общих контурах, приближающихся к действительности. Однако на карте Георга Шпицберга, резко отличающейся от карт того времени, еще много фантастического и неверного. Характерно, что на ней почти отсутствуют детали.

При составлении первых сибирских генеральных карт русская идея о свободном проходе в Китай была принята как основа. Водное пространство, омывающее Азию от Новой Земли до границ с Китаем, показано свободным.

Благодаря русским открытиям в Сибири в XVI-XVII веках береговая линия материка, несмотря на ее условность, обогатилась реальными географическими объектами там, где раньше вообще, кроме знаменитого мыса Табин, почти ничего не показывалось. В Северный Ледовитый океан впадали уже не вымышленные реки, как было прежде, а реально существующие – Оленек, Лена, Колыма, Камчатка, Амур. В северной части побережья показывались населенные пункты – Якутск, Зашиверск и др. Это является свидетельством больших сдвигов в картографии северо-восточной Азии, не учитывать которые было просто нельзя.

Географические описания Сибири

Однако наиболее наглядное отражение достижения землепроходческого движения нашли прежде всего в географических описаниях Сибири, так называемых «росписях» к чертежам 1667 и 1673 (?) года. Исследователи обратили внимание на то, что эти «росписи» по своему содержанию намного превосходят сами чертежи (198, стр.39). Так, например, в географическом описании Сибири 1667 года упоминается 71 населенный пункт, из них около 40 городов, острогов, монастырей и ямских слобод, а остальное падает на слободы и зимовья; на чертеже же нанесено 57 населенных пунктов и исключительно только города, остроги, ямы и монастыри. Зато в описании Сибири упоминается значительно меньше рек и совершенно не указаны районы расселения племен. Такая же картина складывается и в «Списке чертежа Сибирской Земли», считающейся чертежной росписью к чертежу 1673 года. В «Списке» упоминается 36 городов, 34 слободы и зимовья и 5 монастырей – 75 населенных пунктов, на чертеже их всего 38; «Список» упоминает 85 рек, 5 озер, на чертеже 140 рек и много озер (197, стр.48). Совершенно очевидно, что «Роспись» 1667 года и «Список» 1673 года – это самостоятельные географические произведения – географические описания Сибири.

Можно ли установить текстуальную связь между описаниями Сибири, составленными в Тобольске и в Москве, и отписками и челобитными землепроходцев? Л.С. Берг не смог установить такой связи. Обратимся непосредственно к самим документам, доставленным в Сибирский приказ из Якутска. Для доказательства приведем отрывок из чертежной Росписи 1667 года: «А от устья Колымы реки, – читаем там, – подле землю до Н о с у   к а м е н н о г о (разрядка моя. – М.Б.) в полуденную сторону, как льды пропустят, бывают парусом на кочах одним летом, а как льды не пропустят, и тогда ход бывает по три года до промыслища» (194, стр.25-38).

Попытаемся сопоставить данный текст с теми документами, которые содержат описания плаваний к востоку от Колымы. Как известно, первое плавание землепроходцев из Нижнеколымска на восток было осуществлено летом 1646 года. Вот соответствующий текст документа: «... С устья Колымы-реки ходили на море... в коче вперед промышленные люди... Исайка Игнатьев Мезинец, Семейка Алексеев Пустозерец с товарищи. И с моря пришли к нам на Ковыму-реку в рае-просе сказали: бежали-де они по Большому морю, по зальду, п о д л е   К а м е н ь (разрядка моя. – М.Б.) двое суток парусом...» Причина возвращения – сложная ледовая обстановка. Исаю Мезенцу и Семейке Алексееву пришлось идти вперед «по зальду» вдоль гористого берега – «подле Камень». Эта первая попытка пройти на восток, таким образом, не увенчалась успехом. Остается неизвестным, ходили ли промышленные люди с целью достижения реки Анадырь – Погычи. Во всяком случае к моменту похода на Колыму об этой реке уже было известно. Скорее всего, именно такая цель и стояла перед теми, кто впервые пытался пройти вдоль гористого чукотского побережья.

Второе плавание к востоку от Колымы состоялось в следующем, 1647 году. Процитируем текст соответствующего документа с описанием похода: «В прошлом во 155 году ленской служилой Семейка Иванов Дежнев бил челом государю и подал челобитную на новую реку Анандырь... И тот Семейка на новую реку не прошел и с моря воротился и зимовал на Ковыме-реке». Причина возвращения определена самим Дежневым так: «С Ковымы-реки посылай на твою государеву службу на новую Анандырь-реку великим морем-окияиом и т о г о  л е т а  н а  м о р е  л е д о м  д о  А н а д ы р и – р е к и  н е  п р о п у с т и л о» (разрядка моя. – М.В.).

И наконец, третий поход к востоку от Колымы состоялся летом 1648 года. Дежнев писал: «...и на Ковыме-реке зимовал и, перезимовав, опять послан на ту же новую Анандырь-реку тем же великим морем-окияном, и великие нужи и бедности и морские розбои принимал до Анандыри-реки дошел...» (198). Следовательно, на третий раз поход увенчался успехом.

«А с Ковымы-реки итти морем на Онандирь-реку и есть Нос, вышел в море далеко... и то он Юрье (Селиверстов.- М.Б.) писал ложно, потому что не доходил он, Михайло (Стадухин. – М.Б.) до Большово К а м е н н о в о  Н о с у (разрядка моя. – М.Б.). И Нос поворотит круто к Онандыре-реке под лето (то есть на юг. – М Б.)».

О промыслище: «А того же 160-го году пошли мы в судах на море, чтоб где государю учинить прибыль большая. И нашли усть той Анандыри-реки. Корга за губою вышла в море. А на той Корге много вылегает морской зверь морж. И мы, служивые и промышленные люди, того зверя п р о м ы ш л я л и (разрядка моя. – М.Б.) и заморный зуб брали... А той реке Анандыре чертеж: с Анюя-реки и за Камень на вершину Анандыри, и которые реки впали большие и малые, и до моря, и до той Корги, где вылегает зверь». Таким образом, сопоставление текстов чертежной росписи 1667 года и якутских казачьих отписок и челобитных о походах к востоку от Колымы показывает удивительное их совпадение. Текстовое заимствование безусловно. Для наглядности сопоставим наиболее ответственные части текстов «Чертежной росписи» и приведенных выдержек из документов Якутской приказной избы.

«Чертежная роспись» 1667 г.	Документы Якутской приказной избы
Нос каменный	Большой Каменный Нос
От Калымы реки до Носу каменного в полуденную сторону	А с Ковыми реки итти морем до Большого Каменного Носу. А тот Нос поворотит круто к Онандыри реки под лето
Как льды не пропустят как льды пропустят подле Землю до промыслища	на море льдом не пропустило подле Каменю до той Корги, где вылегает зверя промышляли

Надо отдать должное автору «Чертежной росписи» в том, что огромный материал описаний походов к востоку от Колымы он выразил всего лишь одной фразой. Еще раз повторим ее с комментариями: «А от Колымы-реки подле землю до Носу каменного в полуденную сторону, как льды пропустят, бывает парусом на кочах одним летом (это о походе 1648 года во главе с Дежневым. – М.Б.), а как льды не пропустят и тогда ход бывает по три годы...» (речь идет о двух походах: летом 1646 года Исая Игнатьева и Семена Алексеева с товарищами «по зальду»; плавание летом 1647 года на четырех кочах Семена Дежнева и Федота Алексеева Холмогорца, когда «ледом до Анандыри-реки не пропустило». – М. Б.).

Всего на преодоление Носа каменного и для достижения промыслища, то есть Корги, ушло три года («И тогда ходу по три года»). Эта фраза настолько хорошо выразила существо дела, что потом неоднократно будет повторяться, когда речь пойдет о возможности морского прохода от устья реки Колымы Великим морем-океаном в полуденные края. В то же время зафиксированное в таком документе, как «Роспись» 1667 года, представление о возможности прохода из одного океана-моря в другой положило конец неясности, существовавшей в мировой географии относительно раздельного существования Азии и Америки.

Итак, первыми, кто поведал миру об этих важных событиях, были сибирские землеописатели и чертежники, составившие генеральные карты Сибири. Не называя имени Дежнева, они отметили на чертежах и в «Чертежной росписи» его выдающийся поход в пролив. На чертежах это показано путем изображения свободного водного пространства от Колымы на Камчатку, Амур и в Китай, полагая, что если на самом краю Сибирской земли лежит великий океан-море, то южнее его не может быть никаких других препятствий. С этой точки зрения чертеж 1667 года испытал на себе влияние похода Дежнева, отображенного в «Чертежной росписи» 1667 года, которые к тому же составлялись в одном городе – Тобольске.

Вопрос о втором генеральном чертеже Сибири и одновременно о составлении нового географического описания, известного как «Список с чертежа Сибирской земли» 1673 года, встал уже через пять лет, так как потребность в них была исключительная. Вряд ли сейчас потребуется специальное исследование, чтобы прийти к выводу о том, что в основу нового географического описания Сибири была положена «Чертежная роспись» 1667 года. Необходимо сказать другое: статья, где говорилось о Северо-Восточной Азии, претерпела в новом географическом труде существенные редакционные изменения. Как справедливо предположил Л.С. Берг, в «Списке с чертежа Сибирской земли» 1673 года обнаруживается двойное взаимоисключающее влияние – там названо два Носа: один – тот, который нельзя обойти на судах, а другой – тот, который с трудом, но обходят. Л.С. Берг полагал, что речь шла не о двух, а об одном необходимом – обходимом Носе.

Обратимся к тексту «Списка с чертежа Сибирской земли» и проследим за внесенными в него изменениями и новой его редакцией. «А от усть Колымы-реки и кругом земли мимо устей рек Ковычи и Нанаборы и Ильи и Дури до каменной переграды, как бывает, что льды перепустят, и до того камени парусами добегают об одно лето; а как льды не пустят, и по три года доходят, а через тот Камень ходу день; а как на него человек взойдет, и он оба моря видит: Ленское и Амурское. А перешёд через Камень, приходят на реку Анадыри, и тут промышляют костью рыбью... А к реке Анадыру есть два волока, к реке Ламу да на реку Блудную; а Лама-река пала в Амурское море, а Блудная пала в Колыму-реку, а Колыма в Ленское море. А меж рек Нанаборы и Ковычи протянулся в море Нос каменный и тот Нос насилу обходят» (194, стр. 33-34).

Попытаемся, хотя бы условно, разграничить этот текст на две части. Одну часть без колебаний можно отнести к морским походам восточнее Колымы («А»), вторую – к сухопутным походам с Колымы на Анадырь и дальше на юг, на реку Ламу («Б»).

«А»	«Б»
А от усть Колымы мимо устей рек Ковычи и Нанабары и Ульи и Дури, как бывает, что льды перепустят и до того Камени парусом добегают об одно лето; а как льды не пропустят; и по три года доходят. И меж рек Нанаборы и Ковычи протянулся в море Нос каменный и тот Нос насилу обходят.	А перешед через Камень, приходят на реку Анадыр и тут промышляют костью рыбью... А к реке Анадыру есть два волока, к реке Ламе да на реку Блудную; а Лама река пала в Амурское море, а Блудная пала в Колыму реку, а Колыма – в Ленское море... И кругом земли... до каменной переграды... а через тот Камень ходу день; а как на него человек взойдет, и он моря видит: Ленское и Амурское…

Весь текст «Списка», таким образом, более или менее точно можно разделить на две смысловые категории, что облегчит поиски тех документальных источников, которые легли в основу новой редакции.

«А» содержит текст редакции «Чертежной росписи» 1667 года, где говорится о сведениях, взятых из отписок и челобитных Дежнева и его товарищей о возможности обхода Носа каменного. Но здесь присутствует новый текст о четырех реках: Ковыче, Нанаборе, Улье и Дури и о том, что между реками Нанаборой и Ковычой протянулся в море Нос каменный, а также то, что его насилу обходят. Откуда взяты эти новые сведения, почему потребовалось вносить дополнения в, казалось бы, ясный текст «Росписи» к чертежу 1667 года? У знакомого с перепиской между Якутском и Москвой вряд ли возникнет сомнение в том, что дополнение чертежной росписи 1667 года возникло в связи с тем, что к моменту составления «Списка» его автору стала известна челобитная Юрия Селиверстова от 24 июня 1651 года царю Алексею Михайловичу. В ней было сказано, что «В прошлом во 157-м [1649] году был на море, и есть в то море впали реки многие... а за Ковымой-рекой есть четыре реки...» (200). И хотя названий этих рек в отписке якутского воеводы Франсбекова, коротко перелагавшего содержание челобитной Юрия Селиверстова (самой челобитной не сохранилось), не имеется, впоследствии, как мы увидим дальше, они будут названы на чертеже Сибири. Надо также иметь в виду, что Селиверстов, как утверждает Дежнев, писал с Анадыря в Якутск, пытаясь доказать то, что вместе с Михаилом Стадухиным он обошел Нос каменный и добрался до Корги. В его представлении этот Нос протянулся в море между реками Нанаборой и Ковычей. Следовательно, новая редакция известий морских походов к востоку от Колымы включила в себя кроме отписок Дежнева и известную нам из переложения воеводы Франсбекова челобитную Юрия Селиверстова, – это значительно осложнило текст и внесло в него много неясного.

В группе «Б» центральное место заняло сообщение о «каменной переграде», взойдя на которую можно-де видеть оба моря: Ленское и Амурское. Этот новый Нос, или Камень, совершенно но имел никакого отношения к Носу каменному отписок Дежнева. А появился он впервые в челобитной Михаила Стадухина 1659 года. В свое время я отметил то немаловажное обстоятельство, что, покидая реку Анадырь, зимовье Дежнева с тем, чтобы совершить путешествие на реку Пенжину, Михаил Стадухин уже знал о большом горном массиве, который в юго-западном направлении уходит далеко в море. По этому поводу Стадухин писал: «Да я ж, холоп твой, был на Анандыри, на новой реке и с Анандыря зимой перешел с товарищами своими на лыжах с нартами за Нос на Пенжину реку» (201). На карте Сибири Петра Миллера, использовавшего чертеж Стадухина, этот Нос показан совершенно определенно, как и река Пенжина и Пенжинское, или Охотское, море, и означает не что иное, как Олюторский и Камчатский полуострова.

Что касается волоков, упомянутых в «Списке», то сведения об одном из них, а именно на реку Блудную, составитель мог почерпнуть из челобитной казака Ивана Баранова от 1650-1651 года о походе на реку Блудную. В «Списке» сказано: «А Блудная впала в Колыму реку». Баранов же писал: «А та, государь, Блудная впала в Колыму реку выше Нижново ясачного зимовья» (202).

Сведения о переходе с Колымы на Анадырь через Анюйский и Анадырский хребты могли быть почерпнуты автором из нескольких источников – из уже упомянутой отписки Михаила Стадухина 1659 года, из отписок Семена Дежнева якутскому воеводе 1655 года и др. Таковы непосредственные источники – документы землепроходцев, на основании которых и была произведена новая редакция географического описания Сибири в части Северо-Восточной Азии (203). Однако в «Списке» все же остались в неприкосновенности сведения о трех походах восточнее Колымы и самом главном из них – плавании 1648 года.

Чертеж Сибири 1687 года

Противоречия и усложнение текста «Списка» 1673 года были замечены и исправлены еще в XVII веке, во время подготовки нового генерального чертежа Сибири 1687 года. Этот чертеж содержал подробную легенду «про знание жилья». В заглавии его прямо говорилось, что этот чертеж сделан «в пополнок прежному, кои писан во 176-м [1667] году» (111, №34). Легенда новой карты разъяснила довольно сложный текст «Списка» 1673 года именно в интересующей нас части. Сделано это было своеобразно. Против устьев рек Лены и Яны картограф поместил следующий текст: «Море Ледовато, льды. От моря до (Ка) мени ходу подле землю как льды перепустят лето 1, а не пропустят 3 лета ходу». Совершенно очевидно, что сама эта надпись прямого отношения к району Лены или Яны не имела. Она повторяла лишь тексты географических описаний 1667 и 1673 годов и относилась к областям восточнее Колымы. Но получилось так, что на чертеже 1687 года восточнее Колымы сгруппировалось так много географических объектов, что не было никакой возможности разместить эту обширную надпись в том месте, где ей надлежало быть. Тогда выбор, естественно, пал на самое близкое свободное пространство – район к северу от устья Лены и Яны, хотя и даже в этом случае картограф не избежал трудностей – ему пришлось вынести часть текста за рамку карты.

В легенде чертежа расшифрована и та часть «Списка» 1673 года, где говорилось о четырех реках восточнее Колымы. Ими оказались: Ковыча (Чаун), Улея (Улья «Списка» 1673 г.), Дуй (Дури «Списка» 1673 г.), Анабара (Нанабара «Списка» 1673 г.). Названия этих рек исходят от Юрия Селиверстова, что лишний раз подчеркивает близость текста его челобитной 1651 года к «Списку» 1673 года и в то же время возвращает нам ту часть челобитной Селиверстова (повторяю, целиком она не сохранилась), которая была опущена при изложении воеводой Франсбековым.

Чертеж 1687 года содержал также и ряд новых интересных моментов. Так, впервые здесь показан мыс Шелагский нос, сжатый рамкой карты и названный почему-то мыс Поярко. По мнению автора чертежа, на мысе живут «ламуты». Показаны и два выдающихся северо-восточных массива. Первый массив – это Чукотка, на восточной стороне которой, в ее основании, расположена река Анадырь. Второй массив – Камчатский полуостров, на восточной стороне которого также в основании показана река Камчатка. Под углом 90° к этой реке (речь идет не о географических градусах, так как чертеж не имел градусной сетки) показан берег залива или моря, глубоко вдающегося в материк. На восточном его берегу находится несколько рек – Лама, Охота, Товуй, Пенжин. Судя по названию, – это реки побережья Охотского моря.

Как и чертежи Сибири 1667-1673 годов, чертеж 1687 года исходил из принятой в русской картографии концепции о возможности плавания из Европы вдоль берегов Сибири. В данном случае влияние на географию и картографию похода Дежнева прослеживается особенно убедительно.

Подводя итоги сказанному, надо отметить, что все три генеральных чертежа Сибири и два сопровождавших их географических описания испытали на себе прямое влияние русских географических открытий в Сибири, решивших проблему прохода из Ледовитого океана в Тихий и разделения двух соседних материков – Азии и Америки. В науке было зафиксировано выдающееся событие в мировой географии и картографии – поход Дежнева в пролив.

К вопросу о влиянии русских чертежей Сибири на западную картографию

Вопрос о влиянии русской картографии Сибири на западноевропейскую к настоящему времени можно считать решенным. Ему посвятил специальное исследование Л.С. Багров (204), а еще ранее – Л.С. Берг. Во втором издании своей книги я проанализировал шведские картографические источники, в основу которых, оказалось, положены генеральные чертежи Сибири, все до одного имевшиеся в шведских государственных архивах. Обратила на себя внимание карта Сибири 1689 года шведского коммерсанта Спарвенфельда. В части Северо-Восточной Азии она точно копирует чертеж Сибири 1687 года, хотя в ряде вопросов Спарвенфельд не смог разобраться. Так, северное побережье Чукотки он отнес к ее восточному берегу. Высшей северной точкой Азиатского материка у него оказалось устье реки Колымы (205). Юго-восточнее устья Колымы показана река Ковыча, а реки Улья, Нанабара и Дури отодвинуты на восточное побережье Чукотки. Интересно решил Спарвенфельд задачу самого восточного мыса Азии. Оп показал его гористым, далеко выдающимся в океан, оконечность мыса развернута в правильном северо-восточном направлении. Безусловно, что это Большой Каменный Нос, о котором писал Дежнев, или Нос Каменный «Списка» 1673 года, а но Камчатка, как ошибочно считает Б.П. Полевой (206). Спарвенфельду удалось, опираясь на русские чертежи, доказать существование свободного морского прохода в Китай.

Карта-чертеж Петра Миллера

В настоящее время можно поставить и частично решить вопрос и о картографических источниках первых русских генеральных карт Сибири и сделать вывод о том, что своей точной фиксацией достижений русских землепроходцев картографы обязаны отнюдь не только верному прочтению документов, но и использованию частных карт-чертежей. Об этих картах мы знаем, к сожалению, немного. Большинство их, очевидно, погибло или они были уничтожены после составления генеральных карт. Известны по названиям чертежи Семена Дежнева и Михаила Стадухина, сохранились чертежи пашенных земель в верховьях Енисея и Лены. Теперь к числу их следует отнести генеральную карту-чертеж Северной Азии Петра Миллера. Анализ ее создает полную уверенность, что Миллер включил в состав своей карты чертежи землепроходцев, собрав их во время путешествий по Сибири. Вот почему его карта резко отличается от любой другой, выполненной в первой четверти XVIII века. Если сравнить ее с известными градусными картами Азии Гильома Делиля, голландской картой 1727 года, картой Филиппа Страленберга 1730 года, то это выдающееся картографическое произведение лишь в незначительной части повторит их. Теперь, когда карта Петра Миллера частично проанализирована и оценено ее значение, стало понятно, почему в свое время ее настойчиво домогался Жозеф-Николя Делиль, ею интересовался академик Г. Ф. Миллер. Оставляя общий анализ карты в стороне, обратимся к той части карты-чертежа Петра Миллера, где показана Северо-Восточная Азия. Здесь особенно бросается в глаза несовпадение с перечисленными картами XVIII века. Следовательно, Миллер пользовался для этого района неизвестным нам источником. Были ли у П. Миллера не дошедшие до нас генеральные карты Сибири XVII века, о которых упомянуто в предисловии «Чертежной книги» 1699-1701 года С. У. Ремезова (207, стр.89-99), или какое-то другое картографическое произведение, ответить трудно. Но как бы там ни было, в руках П. Миллера оказались такие драгоценные картографические материалы, которые нам неизвестны. В числе их и чертеж Михаила Стадухина, о котором казак упомянул в челобитной царю Алексею Михайловичу в 1659 году. Очевидно, П. Миллер использовал и другие источники, в частности для положения реки Анадырь – чертеж Семена Дежнева.

Как уже отмечалось, в основу чертежа Михаила Стадухина была положена гипотеза о «Новой Земле», простирающейся от пролива Вайгач на западе до «Камня-Утеса, конца которого не знают», на востоке. Именно перед этим самым Камнем-Утесом Стадухин закончил свой поход и мог судить о его дальнейшей конфигурации только по догадкам или на основе опросов коряков. Позднее, узнав о возможности морского прохода с Колымы на Анадырь, Стадухин уточнил ранее полученные данные, изобразив Камень-Утес в виде выдающегося незавершенного мыса, но и не соединенного с «Новой Землей». Между мысом и «Новой Землей» оставалось узкое морское пространство – своего рода пролив.

На своем чертеже Стадухин мог показать южнее устья реки Анадырь второй Нос, то есть Камчатский полуостров. Все эти принципиальные позиции – «Новая Земля», два выдающихся полуострова Северо-Восточной Азии есть на карте П. Миллера. Следовательно, в главных частях чертеж Михаила Стадухина и карта Северной Азии совпадают. Отмечу один частный момент. Петр Миллер механически присоединил к стадухинскому Каменному Носу подлинные очертания Камчатского полуострова, ставшие известными уже в начале XVIII века. Так, на карте Северной Азии появились два Камчатских полуострова – один Нос, взятый с чертежа Стадухина, довольно схематичный, без деталей, и другой рядом с ним – полуостров Камчатка, заимствованный с карт XVIII века.

На карте-чертеже П. Миллера к юго-западной части Анадырского края в гористом районе показана губа (Люторская) Олюторская. Из нее вытекает и впадает в Пенжинскую губу река Пенжина. Подобная путаница вполне извинительна, так как Михаил Стадухин нанес этот географический объект впервые и понаслышке. Например, на картах XVII – начала XVIII века долгое время истоки реки Камчатки показывались на Анадырском хребте (111, №42, 44, 45, 47), а на карте Атласова 1701 года – в Олюторской губе. В остальном расположение географических объектов традиционное (в обратном переводе с латинского алфавита на русский дается нумерация на карте и дешифровка в пояснительном тексте): Лена река (1), Зимовье Жиганское (2), Нолимья (3), якуты (4), Вилюй река (5), Яна река (6), Верхняя Яна (7), Хромая река (8), зимовье Борхая (9), Уяндина (10), Уяндина река (11), Индигирская (12), Русская река (13), острог (14), Алазея река (15), Алазейское (16), Чукочья река (17), Чукочье (18), Колыма река (19), Нижнее Колымское (20), Люторы (21), коряки (22), Анадырска (23), Анадырский острог (24), Алала (25), коряки (26), Анадырское море (27), острог Олюторский (28), Пенжина река (29), губа Олюторская (30), Анатауская (31), Лама река (32), Ламское или Пенжинское море (33), Колыма (34), Майя река (35), юкагири (36), Алдан река (37), якуты (38), Якутский острог (39), ... лимба (40) ... (41) ... (42), заносцы (43), заносцы (44).

Последние две надписи, расположенные между реками Индигиркой и Алазеей, между Колымой и коряками Чукотки, относятся, очевидно, к определению русского населения всей Северо-Восточной Азии. Не составляет большого труда расшифровать эти названия. Речь идет о жителях тех районов северного побережья Якутии, которые в представлении Петра Миллера или Михаила Стадухина живут за гигантским Носом – гигантским выступом материка. Подобная трактовка в документах XVII века встречается впервые. Обычно в отписках казаков, в наказных памятях слова «за Носом», «Заносная служба», «Заносье» относились к району реки Анадырь, Анадырскому острогу, так как считалось, что Анадырь лежит за Носом, Большим Каменным Носом – Чукотским полуостровом. Такое представление прочно держалось в течение всей второй половины XVII века в Якутском воеводстве. Начиная с 50-х годов, когда в Якутске были получены первые отписки Семена Дежнева, земля, лежащая за Анюйским хребтом, стала называться «заносной». В воеводских наказах приказчикам Анадырского острога повторялась стереотипная фраза: «ехать ему по Лене до устья Лены реки, а с усть Лены морем на Ковыму и Анадыр за Нос». В отписках анадырских приказных людей и в челобитных казаков, уезжающих на Анадырь или прибывающих оттуда, писалось, что посланы они «за Нос», на «Заносную службу». Иногда приказчика Анадырского острога сокращенно называли «заносным приказчиком». В 1675 году якутские казаки подали челобитную царю Алексею Михайловичу о выплате жалованья, так как, писали они, «в 183 [1675] году были они на государевой службе на Носом». Прибывший летом 1675 года с Анадыря в Якутск казак Иван Андреев писал в своей челобитной царю: «Приехал я, холоп твой, с твоей государевой службы из-за Носа с твоей великого государя ясачной казной». Казак Иван Грыцкой сообщил, что выехал он из Зашиверского зимовья 7 октября 1685 года, а «при нем, Ивашке, Ковымской и Алазейской и Омолонской и заносный приказчики с служилыми людьми не бывали» (208).

Таким образом, представление о том, что Земля, лежащая между Колымой и Анадырем, вдается в океан в виде большого скалистого полуострова, прочно держалось среди самых широких слоев жителей Якутского воеводства. Поэтому употребление на карте-чертеже П. Миллера понятия «заносцы» понятно, но вряд ли оправданно применительно к казакам, несшим службу на реках Индигирке, Алазее и Колыме. Это слишком широкая трактовка принятой и закрепившейся за определенным районом терминологии.

На карте-чертеже мелкими точками показаны основные направления сухопутной дороги от Якутска на Анадырь и Пенжину. По ней совершали походы и Стадухин и Дежнев. Дорога проходила так: от Якутска двигались на север, в низовья реки Алдана, откуда переходили через горы на Верхнюю Яну (см. карту-чертеж П. Миллера). Из Верхоянска продолжали путь на северо-восток в среднее течение реки Индигирки и снова на север к Уяндинскому зимовью. От Среднеиндигирского зимовья можно было идти на приток Индигирки реку Русскую. От Уяндины переходили в Алазейское зимовье, дальше на реку Чукочью, откуда перебирались на Среднюю Колыму. От Нижнеколымска путь шел в горы к истокам реки Анадырь, к Анадырскому зимовью, где разветвлялся: одна ветвь шла на Олюторский полуостров и Камчатку, другая – на Пенжину и Охотское побережье.

Фрагменты сухопутного «заносного» тракта времен Дежнева и Стадухина есть и на чертеже Сибири 1687 года с указанием количества дней на преодоление расстояния. На этих чертежах почти одинаково показаны малые реки как большие. Река Уяндина – это приток Индигирки. На чертежах 1687 года и на чертеже П. Миллера – М. Стадухина Индигирка заменена рекой Уяндиной. Выделена небольшая тундровая река Хрома под названием Хромая. Генетическая связь просматривается также и в показе двух выдающихся полуостровов Северо-Восточной Азии – Чукотского и Камчатского. На чертеже 1687 года, как упоминалось, они сжаты рамкой карты и прослеживаются по рекам Анадырю и Камчатке, нанесенным в основании полуостровов. На карте-чертеже П. Миллера – М. Стадухина полуострова развернуты: один в восточном направлении, другой в юго-восточном.

Чертеж Северной Азии П. Миллера выполнен в традиционной манере безградусной карты. Отличие ее от чертежей Сибири 1667, 1673 (?), 1678 и 1687 годов состоит в том, что в левом верхнем углу дана масштабная линейка с делениями на версты. В заключение следует сказать, что карта-чертеж Петра Миллера так же, как чертежи Сибири XVII века, подчеркивает возможность прохода судов из Европы вдоль побережья Сибири в Китай и Индию.

И еще об одном наблюдении – о «Новой Земле» Стадухина, якобы опоясывавшей почти все северное и часть восточного побережья Евразии. Гипотеза Михаила Стадухина, отлично выраженная им самим на чертеже, сохранялась в сибирской картографии долгое время. Следы ее можно видеть на карте Сибири 1699-1715 годов (111, №49), где она показана в северо-восточной части на чертеже похода Козыревского 1713 года (111, №50). Анализ сибирских карт XVIII века показывает, что постепенно эта «Новая Земля» переросла в Большую Землю, то есть Аляску. Это видно, если сопоставить очертания «Новой Земли» Стадухина с «Большой землицей» карт XVIII века. Серпообразные ее контуры можно видеть на Якутской карте 1710-1711 годов (111, №54), на карте Ивана Львова (1710 г.), в Печатном атласе Гомана 1725 г. (111, №58), карте Ф. Страленберга 1730 года.

Первые изображения Шелагского чукотского Носа.

Во время походов 1646-1649 годов восточнее Колымы русские мореходы впервые подошли к выдающемуся на Чукотском побережье мысу – первому, по определению Семена Дежнева, Святому Носу за Колымой. Первый раз очертания Шелагского Носа появились на чертеже Сибири 1687 года. Сжатый рамкой чертежа, он изображен там как продолжение на север восточного берега большой губы за Колымой – Чуанской. Наиболее полно он показан на карте Атласова 1701 года (111, № 47) как большой выдающийся мыс. Равный ему, по мнению автора карты, был самый восточный мыс, рядом с которым сделана такая надпись: «Море-окиан за Носом Ледоватым». Это Каменный Нос, о котором писал Дежнев. С определенного момента Шелагский Нос, как место расселения народа шелагов, в сильно увеличенном виде изображен на Якутской карте 1710-1711 годов с надписью: «Нос Шелацкой живут люди шелатцково роду». Надпись и изображение Шелагского Носа повторены на карте Ивана Львова. В дальнейших картографических разработках Шелагский Нос занял значительную часть Чукотки. На карте Восточной Сибири 1726 года он уже господствует над всем Чукотским побережьем (111, №60). Поэтому нет ничего неожиданного в том, что на карте первой русской научной экспедиции к берегам Чукотки – первой Камчатской экспедиции 1728 года во главе с Витусом Берингом – Шелагский Нос почти точно скопирован с упомянутых чертежей начала XVIII века. Его северная часть, самый северный выступ, расположена на 73° с.ш. и окружена шестью мелкими островами. Первый шаг к определению географического местоположения Шелагского Носа сделал, вероятно, Ф. Страленберг, показавший его на 75° с.ш. (209, стр.64-65). Впоследствии при разработке документального наследства Семена Дежнева изображение Шелагского Носа послужит основой в формировании главной ошибки, приведшей к неверному толкованию текстов дежневских отписок.

Итак, рассмотрение главнейших картографических произведений и географических описаний XVII- XVIII веков показало, что поход русских в пролив летом 1648 года имел самое непосредственное воздействие на развитие географических представлений о Северо-Восточной Азии.

Картография русская и западноевропейская признала, что на крайнем выступе Азиатского материка расположена отнюдь не мифическая земля Баргу и мыс Тобин, а горный район, завершающийся выдающимся в море полуостровом – Носом Каменным. Была сформулирована, опираясь на опыт единственного плавания, мысль о возможности морского прохода из Ледовитого в Теплое море, о соединении двух великих океанов планеты, тем самым преодолено препятствие к признанию единого водного пространства Земли – Мирового океана. Благодаря этому мировая география сделала значительный шаг вперед.