назад Белов М. Подвиг Семена Дежнева
. – М., 1973

Оглавление

Введение

Глава 1. Родина полярных мореходов – Русское Поморье

Глава 2. Сибирь

Глава 3. Мангазея и Мангазейский морской ход

Глава 4. На Лене

Глава 5. Первые службы Дежнева

Глава 6. Восточносибирские мореходы

Глава 7. Река Погыча

Глава 8. Историческое плавание

Глава 9. На Анадыре

Глава 10. Последние годы

Глава 11. Влияние плавания Дежнева на дальнейшее развитие географических представлений о Северо-Восточной Азии

Глава 12. Дежнев в литературе

Глава 4
На Лене

Вскоре движение на Лену стало массовым. Не только из Мангазеи, но и с юга, из Енисейска, по Верхней Тунгуске добирались на Лену отряды предприимчивых казаков и промышленников. В то время, когда мангазейцы вышли по Вилюю к низовьям Лены, енисейцы появились в среднем и верхнем ее течении, подчинив живших там тунгусов и якутов. В 1632 году стрелецкий сотник Петр Бекетов заложил на правом берегу Лены острог, сыгравший исключительно важную роль в дальнейшем освоении Северо-Востока Азии.

Стены острога подмывало водой, и атаман Иван Галкин в 1634 году перенес его примерно на 20 километров вверх по правому берегу Лены. Так как острог продолжало подмывать водой, в 1642 году воевода П. Головин построил новый, на этот раз на левом берегу реки Лены. Ленский острог просуществовал до 1681 года, когда при воеводе И. Приклонском был построен семибашенный город Якутск, обнесенный в 1686 году прямоугольным острогом (29).

Якуты были самым многочисленным и культурным народом Сибири. Основным их занятием было скотоводство, а подсобным – охота. Они знали кузнечное производство и гончарное дело. Материальная культура якутов была сравнительно высока. Зимой якутские семьи жили в деревянных юртах, а летом выезжали на пастбища и жили там в «урасах», крытых берестой. К приходу русских классовая дифференциация среди якутов достигла значительного развития. Богатая верхушка (тойоны) владела большим количеством скота и беззастенчиво эксплуатировала бедноту.

Якуты, как и их соседи тунгусы (эвенки), еще не знали огнестрельного оружия. Вооружены они были копьями, луками и стрелами. Тем не менее воинственные якуты представляли серьезную силу в борьбе с казаками, которые к тому же были заняты междоусобными распрями, особенно в первоначальный период, когда в низовьях Лены встретились два потока казаков: северный – мангазейский и южный – енисейский.

Закрепившись в среднем и нижнем течениях Лены, казаки и промышленники устремились на север, вышли к Ледовитому океану («Студеному морю»), распространились по его побережью.

Начало обследованию устья Лены и лежавших от нее к западу и востоку рек было положено в 1633 году. Летом этого года Иван Галкин «отпустил» вниз по Лене на Вилюй казаков Ивана Казанца, Михаила Стадухина, Ерофея Хабарова и Посника Иванова с товарищами (30). Эти казаки били челом царю, просили послать их на Вилюй и обещали привезти оттуда 100 соболей. Дойдя до среднего течения реки, они построили зимовье и привели жившие здесь тунгусские племена в русское подданство. Часть казаков и служилых людей проплыла еще ниже по Лене. В земле долган они поставили Жиганское зимовье, впоследствии важный опорный пункт на пути к «Студеному морю».

В Жиганске собрался большой отряд казаков, промышленных и «гулящих» людей, пожелавших идти в низовье Лены. Во главе отряда стал енисейский пятидесятник Илья Перфирьев. В состав отряда вошло более ста человек, в том числе тобольский казак Иван Иванов Ребров, прибывший на Лену с казачьей группой Степана Корытова.

Традиционно считалось, что первенство в открытии рек западнее и восточнее Лены принадлежало енисейскому десятнику Елисею Юрьеву Бузе, ходившему на Оленек и Яну между 1636 и 1638 годами. Но сейчас в связи с обнаружением новых документов приходится пересмотреть этот взгляд. Честь открытия морского пути на Оленек и Яну принадлежит отряду Ильи Перфирьева.

Летом 1633 года этот отряд спустился на кочах в низовье Лены, где разделился на две части: одна часть во главе с Иваном Ребровым западными протоками прошла на реку Оленек, другая – во главе с самим И. Перфирьевым по Быковской протоке достигла моря. Как протекал этот выдающийся поход, выяснить не удалось. Известно лишь, что в 1635 году Илья Перфирьев побывал в районах верхнего и нижнего течения реки Яны, где собрал ясак с якутов и юкагир. Его ясачная книга начинается следующей записью: «144 [1635] году октября в 9 день взял государева ясаку на нынешной на 144 год у юкагирского князца Дарака и с дяди ево Дыгинзи и со всево роду ево три сорока двадцеть соболей, три опорка, две шубы собольих», и оканчивается записью 18 декабря 1637 года, сообщающей о сборе ясака с якутов нижней Лены (31). Из всего этого можно заключить, что И. Перфирьев достиг реки Яны не сразу, во всяком случае, не раньше 1634 года, так как лишь к осени следующего года он прибыл в верховья реки, к янским якутам.

Тем временем Иван Ребров собрал первый ясак с оленекских тунгусов, что подтвердил в челобитной царю Михаилу Федоровичу их князец Ивнюга Паперкаков (32). Благополучный исход плавания Ивана Реброва на реку Оленек в 1633-1634 годах засвидетельствовали два его участника – промышленные люди Афанасий Степанов и Василий Горин (33). На Оленеке Ребров пробыл около четырех лет. Затем он присоединился к основному отряду Ильи Перфирьева, совершив плавание от Оленека на Лену по хорошо известному к тому времени морскому пути.

Уже летом 1636 года с Лены на Оленек по морю ходил упомянутый Елисей Юрьев Буза. Встретились ли казаки Бузы и Реброва на Оленеке, неизвестно. Во всяком случае, Буза почему-то не пожелал оставаться на Оленеке и осенью через реку Молоду прибыл к Жиганску. Летом следующего года он пытался по морю достичь реки Яны. Известно, что суда Бузы были остановлены ледоставом в устье реки Омолоевой. Преодолев хребет Батангай, к сентябрю 1637 года Буза по сухопутью прошел в верховья Яны. По записям в таможенной книге Ильи Перфирьева, приход Ивана Реброва на Яну датируется также сентябрем 1637 года.

Это свидетельствует о неточной датировке его морского похода с Яны дальше на восток, в устье реки Индигирки. Исследователи ошибочно относили этот поход к 1636 году; на самом деле он состоялся не раньше весны – лета 1638 года и завершился большими географическими открытиями. Ребров впервые прошел проливом Дмитрия Лаптева, проложил морскую дорогу к устью реки Индигирки, одной из самых больших рек Сибири. В низовьях ее он построил зимовье. Позднее, в челобитной царю Михаилу Федоровичу, вспоминая о своих немалых заслугах, Ребров писал, что «преж меня на тех тяжелых службах на Янге и Собачьей (Яна и Индигирка. – М. В.) не бывал никто – проведал я те дальние службы» (35).

Здесь он оказался не совсем точен, потому что реки Яны достигла та часть отряда И. Перфирьева, в которой его не было, а на реку Индигирку, как это будет видно дальше, казаки пришли за год до него, по сухопутью. Но эта неточность простительна казаку, который мог и не знать о других походах.

В эти годы развернулась активная деятельность по подведению «под царскую высокую руку новых неясашных землиц»; одной из них была «Юкагирская землица».

В Ленский острог вести о юкагирах – одном из наиболее многочисленных тогда народов Сибири, кочевавшем по всей прибрежной полосе Ледовитого океана, от Яны до Чукотского хребта и Берингова моря, – пришли еще в 1634 году. Слухи о богатствах «новой Юкагирской землицы» привели к тому, что сразу же стала образовываться «компания» казаков и промышленников «для приводу их под государеву высокую руку».

Во главе отряда стали Устин Никитин и Семен Тимофеев Чюфарист. Приказчик Ленского острога Иван Галкин послал в «новые землицы» для торговли большое количество хлеба и других товаров. Казакам выдали государев коч и судовые снасти: парус, якорь и веревки. Однако в день отъезда сын боярский Парфен Ходырев по злобе на Галкина арестовал Чюфариста и Никитина, вернул их с дороги и отослал в Енисейск для допроса.

В 1640 году поплыл морем на реку Индигирку пятидесятник Федор Чюрка. Через год торговые люди – Епифан Волынкин с товарищами – рассказали о судьбе экспедиции Чюрки: его суда разбросало по морю, а сам он погиб. Почти одновременно с Чюркой пытались проплыть к Индигирке на двух кочах промышленные люди Вижемец и Тверяков. Между Яной и Индигиркой их суда сильным ветром выбросило на кошку (мель) и разбило. Промышленники решили идти в «новую землицу» на нартах, по, не доехав до Индигирского зимовья, небольшой их отряд (12 человек) погиб (36).

В это же время был совершен первый сухопутный поход русских на Индигирку. Отряд енисейских казаков во главе с Посником Ивановым Губарем вышел из Якутска, перевалил Алданские горы, и в 1636 году достиг верховья реки Яны. Оттуда, пользуясь проводниками, он прошел на реку Индигирку.

Поход этот ознаменовался подчинением власти России юкагирского населения среднего и нижнего течения реки.

Точное время прихода Посника Иванова в Индигирскую землю неизвестно. Во всяком случае, это произошло не позже ноября 1637 года, так как в его ясачной книге первые записи датированы указанным годом и месяцем (37). Возможно, что эти записи были сделаны много позднее прибытия в Юкагирскую землю. Во всяком случае, Иванов проник туда раньше Ивана Реброва, который в то время еще находился на Яне.

В литературе об этом выдающемся походе Посника Иванова, в котором, как увидим ниже, участвовал и Семен Дежнев, до сих пор не было сведений. Косвенные известия о проторении казаками дороги на Яну в 1636-1637 годах нашел в делах Сибирского приказа С. В. Бахрушин. Однако он не связал их с походом Посника Иванова, а, приняв во внимание лишь челобитную казака Селивана Харитонова, одного из участников этого похода, приписал честь открытия сухопутного пути на реку Яну челобитчику (38).

Утверждение С.В. Бахрушина оказалось неточным. Селиван Харитонов – рядовой казак отряда Посника Иванова. Он сам свидетельствует, что, дойдя до Яны, был оставлен там для сбора ясака, тогда как Посник Иванов, отправившись дальше, проложил путь на реку Индигирку.

Поход Посника Иванова совпал с приходом на Индигирку в гости к сородичам колымских юкагирских князцов: Нечокия, Щенчокия и Чюгая. После некоторых переговоров, они согласились принять русское подданство. Видимо, казаки подробно расспросили князцов о реке Колыме и близлежащих к ней районах. Неудивительно, что после возвращения Посника Иванова на Лене пронесся слух о Колыме и расположенной восточнее ее реке Погыче.

Во второе свое путешествие на Индигирку Посник Иванов отправился из Якутска 25 апреля 1638 года во главе большой группы енисейских и красноярских казаков. Следуя по проторенной дороге, он преодолел Алданский хребет и прибыл к кочевьям янских якутов. По пути следования, в горах, казаки повстречали тунгусское племя ламутов, с которого собрали первый ясак. На Яну русские пришли в разгар межплеменной войны якутов с юкагирами. Воспользовавшись междоусобицами, казаки легко наложили дань и на тех и на других. Янские якуты сами обратились к Поснику Иванову с жалобой на «юкагирских мужиков», что они «под государеву высокую руку не приведены и ясаку не давали и приходят-де те юкагиры на тех алданских мужиков (янских якутов. – М.Б.) и у них коров и коней гонят и угоняют в полон». Иванов с небольшим отрядом казаков, поддержанный якутами, пошел на юкагиров и взял двух князцов в плен. В 1639 году пленные провели казаков по реке Товстаку и через хребет на Индигирку.

После того как был построен острог, казаки предприняли поход вверх по реке и привели в русское подданство кочевавшие там юкагирские роды.

Во второе посещение Индигирки Поснику Иванову удалось более прочно закрепить «новую землицу» за московским царем. Поэтому он решил оставить в Уяндинском зимовье 17 своих товарищей во главе с Кириллом Нифантьевым «для государева ясачного збору», а сам с «соболиной казной» и соболями своих товарищей прибыл на Лену. По пути он оставил в Устьянском зимовье трех своих казаков, среди которых были Прокопий Калуга и упомянутый Селиван Харитонов (39). Последний в названной выше челобитной писал, что летом 1640 года (в год возвращения Посника Иванова на Лену) от устья реки Яны предпринял морское плавание к устью реки Колымы и «перешел море». Основываясь на сообщении Харитонова, С.В. Бахрушин сделал поспешный вывод о морском походе его на реку Колыму в 1640 году, то есть на три года раньше принятой в литературе даты.

Серьезных оснований для пересмотра прежней даты об открытии реки Колымы у нас нет. В челобитной Харитонова нет точных указаний на время его морского путешествия. Из него лишь видно, что путешествие началось летом 1640 года, но как долго оно продолжалось, неизвестно. Неопределенность заявления Харитонова о его приходе на Колыму есть намек на продолжительность путешествия. Это подтверждается всем ходом последующих событий. В момент первого похода русских на Колыму Селиван Харитонов находился в отряде Дмитрия Зыряна и с ним в 1642-1643 годах прошел, очевидно, на реку Колыму. Во всяком случае в 1644-1645 годах он все еще был у Зыряна, а затем в отряде Второго Гаврилова. Летом 1646 года последний послал Харитонова и казака Фофанова из Нижнеколымска «морем на коче» в Якутск, куда они благополучно прибыли (40).

Одновременно с проведыванием пути на Оленек, Яну, Индигирку промышленные ватаги и отряды казаков двигались и на восток – к берегам Тихого океана.

Еще в 1636 году из Томска «для прииску новых землиц» прибыл на Алдан отряд Дмитрия Копылова. Поставив там зимовье, Копылов начал собирать ясак с тунгусских племен. Многие из них уже платили дань в Ленский острог, и на этой почве между томскими и енисейскими казаками происходили частые стычки.

Узнав от тунгусов о богатой соболями области Ламы (в переводе на русский язык «лама» – это вода; так тунгусы называли океан, море), Копылов в 1639 году послал туда 32 томских и красноярских казаков во главе с Иваном Юрьевым Москвитиным. За отрядом увязалось много промышленных и торговых людей с Алдана. Москвитин направился вверх по реке Мае, перешел затем на ее приток Юдому и после двухмесячного плавания перевалил через хребет Джугджур. С истоков реки Ульи казаки прошли до берега Охотского моря. Иван Москвитин и его сотоварищи были первыми русскими, достигшими Великого, или Тихого, океана.

На берегу океана они основали зимовье и построили суда. Походы они совершали по побережью. В пути собирали сведения о населении, его численности, о природных богатствах края. Местное население сообщило русским о большой и славной реке Амур.

Имеются сведения о том, что отряд Москвитина первым пришел на реку Амур, видел ее устье «через кошку» (песчаную косу) (41). Русские мореходы привезли на Лену известия о Шантарских островах («а гиляков, которые живут по островам, тех проходили») и о Сахалине, на котором, по рассказам тунгусов, жили бородатые люди онатырки. Особенно интересен рассказ участника этого похода Нехорошко Колобова, который за короткое время своего пребывания среди полудиких племен сумел подметить самые существенные стороны их быта и культуры. Колобов – наблюдательный естествоиспытатель. Касаясь рыбных и пушных богатств края, он писал: «А те-де реки собольные, зверя всякого много и рыбные, а рыба большая, в Сибири такой нет, по их языку кумжа, голец, кета, горбунья, столько-де ее множество, сколько невод запустить и с рыбою никак не выволочь. А река (Охота. – М.Б.) быстрая, и на берегу ее лежит много, что дров...» (42).

Поход Москвитина к Тихому океану завершил движение через «Камень», начатое в 80-х годах XVI века храброй дружиной Ермака. Гигантская территория, протянувшаяся с запада на восток почти на 4 тысячи километров, была пройдена и обследована русскими всего лишь за 60 лет.

Новые владения по реке Лене и ее притокам, не говоря уже о пространствах, лежащих на восток и северо-восток, были огромны. Небольшой гарнизон Ленского острога, направленный из Енисейска, не мог успешно защищать интересы царя и торговцев на столь обширной территории, тем более что населена она была далеко не смирившимися народностями и племенами. Поэтому в 1638 году на Лене было образовано новое воеводство с центром в городе Якутске – Ленском остроге. Из Москвы на Лену поехали царские воеводы: стольник Петр Петрович Головин, Матвей Богданович Глебов и дьяк Еуфимий Филатов. Вместе с воеводами на Лену было отправлено 345 казаков. Растянувшись обозом по Сибири, воеводы двигались к месту назначения медленно, с большими остановками и прибыли в Якутск лишь через три года.

Разъясняя необходимость образования нового административного центра в Сибири, царь Михаил Федорович писал в наказе Головину с товарищами, что «в сибирских городах и в острогах у ясачных людей угодья, где они зверь прежде добывали, стали за русскими людьми, что русских людей пред прежним в Сибири умножилось, а ныне ясачные угодья заняты пашнями и впредь-де в тех ближних сибирских городах государеву ясаку будет недобор... а та-де великая река Лена угодна и пространна и людей в ней разных землиц кочевых и сидячих и соболей много всякого зверя... и будет та Лена река другая Мангазея».

Образование Якутского воеводства положило конец беспорядочному собиранию дани с коренного населения. Отдельные казачьи отряды, посылавшиеся на Лену из разных городов Сибири, теперь уже не вольны были собирать ясак по своему усмотрению. В то же время создание нового воеводства свидетельствовало о непреклонном стремлении Русского государства ускорить обследование Северо-Востока Азии.

Якутским воеводам поручалось всемерно заботиться об открытии новых земель. При этом подчеркивалась необходимость сбора ясака с покоренных народностей. В этом отношении еще в первые годы своего существования якутское воеводство показало свое превосходство перед другими сибирскими областями.

Характерен в этом смысле размер таможенных сборов, так называемая десятинная казна, составлявшаяся из «десятого соболя». Десятинная казна Ленского острога за 1638-1641 годы насчитывала 12 573 соболя ценой 19 642 рубля 5 алтын (43). Уже по этим данным можно судить о том, какое количество пушнины проходило через таможню. Осенью 1640 года якутский воевода Петр Головин отослал в Москву ясачный сбор 1630-1640 годов, состоящий из 23 969 соболей, 24 377 соболиных пупков 1 [Соболиный пупок – брюшко с мягкой и редкой шерстью], 398 соболиных хвостов стоимостью 28 331 рубль 20 алтын 2 деньги 2 [Алтын – три копейки, деньга – полкопейки]. «Десятинная казна» за 1639 год равнялась 8883 соболям, 8640 собольим пупкам, 15 красным лисицам и 166 соболиным хвостам (44).

Лена привлекала русских не только пушными богатствами. Значительное развитие получил здесь соляной промысел. В 1633 году Ерофей Хабаров, побывавший до этого в Мангазее, на Таймыре и дважды совершивший плавания по Мангазейскому (Тобольскому) пути, организовал на реке Куте, притоке Лены, большую солеварню, вырабатывавшую сотни пудов соли в год. Солеварни возникли и на притоках Вилюя, у Соленых озер. Под Якутском велись поиски железных руд. В верховьях Лены силами ссыльных, казаков и промышленных людей были возделаны первые десятины пашни.

Владения Москвы все больше расширялись. Всю Сибирь волновали известия о реке Амур, привезенные еще Москвитиным. Все чаще и чаще раздавались голоса о необходимости послать на Амур отряд служилых людей. В 1643 году в Якутске была снаряжена экспедиция охочих служилых и «гулящих» людей. Возглавлял ее письменный голова, то есть чиновник особых поручений при воеводе, Василий Поярков. По Алдану, Учуру и Гоному, через хребет Джугджур и по Зее Поярков пришел на Амур. Область, изобилующая рыбой, скотом, хлебом и овощами, показалась русским сказочной страной. Через три года Поярков привез на Лену с Амура богатейшую соболиную казну.

В 1650-1653 годах в Приамурье прошла успешно экспедиция под руководством «передовщика» (вожака) Ерофея Хабарова.

* * *

Особенно велики заслуги ленских государевых служилых и промышленных людей, усилиями которых был открыт весь северо-восток Азии, проложена дорога к Тихому океану и на Амур, обследованы огромные пространства Сибири.

Ленское казачество сложилось еще до основания Якутского воеводства. В трудных походах оно прошло отличную школу. Эти люди изъездили вдоль и поперек Якутскую землю, знали «всякие водные и пешие пути», проведали «новые реки и землицы».

Казачество не было однородным. Казачья верхушка богатела за счет местного населения, тогда как основная масса служилого люда влачила полуголодное, почти нищенское существование. Казачья старшина смотрела на рядовых свысока, презрительно называла их «худяками», посылала в самые опасные места, а за малейшую провинность наказывала батогами. За службу казаку выплачивалось ежегодно весьма небольшое денежное, соляное и хлебное жалованье – 5 рублей, 5 1/8 четверти [1] [Сибирская четверть XVII века равнялась 4 пудам] ржи, 4 четверти овса и 1 ¾ пуда соли, чего едва хватало одному человеку. Казаки же, придя на Лену, обзаводились семьями. Необеспеченность заставляла служилых людей искать побочных заработков, идти в кабалу к богатым торговцам, заниматься промыслами, ремеслами.

Жили казаки в самом городе Якутске. На старинных планах города отчетливо видны две его части: крепость, где помещались съезжая изба (канцелярия), дома воевод, дьяков и подьячих и собственно город, разделенный на узенькие улицы и переулки с домами служилых людей. Весь этот большой жилой комплекс окружала высокая деревянная крепостная стена с остроконечными башнями.

Казачий двор состоял из дома, скотного двора, амбаров и погребов. В одном доме иногда ютились по три-четыре казачьих семьи. Богатые казаки держали у себя во дворах или в якутских улусах коров и лошадей. Некоторые состоятельные люди имели по 11 дойных коров, полдесятка быков, нетелей и молодняк.

Как правило, служилый человек «поднимался» на службу «своими пожитками» – на свои средства покупал лошадь, сбрую, оружие (мушкет, пищаль), хлеб, одежду и обувь. Все это стоило больших денег, и казаку приходилось идти к ростовщику, брать у него в долг под большие проценты. В этом случае казак выдавал на себя кабалу – письменное обязательство возвратить долг в точно указанные сроки. Неуплата влекла за собой суровое наказание вплоть до тюрьмы. Если служба оканчивалась благополучно, то есть казак привозил воеводе положенное количество ясачной пушнины, он мог рассчитывать на возмещение своих затрат.

В 1640 году казакам разрешили заниматься после сбора ясака пушным звериным промыслом и торговлей. Отправляясь в экспедицию за ясаком, служилые люди брали с собой бусы, бисер, всякую железную мелочь и медные котлы. Прибыв в зимовье, они меняли все это у местного населения на бесценные меха. В свободное от службы время казаки могли выходить в тайгу на соболиную охоту. Вся добыча поступала в общий «кошт», то есть в артельную, «полковую», собственность, и по окончании охотничьего сезона делилась поровну между всеми членами гарнизона зимовья.

Большим событием в жизни служилого человека было разрешение послать царю челобитную (прошение) о своих «нужных службишках». Это был единственный способ получить награду или повышение в чине. Но даже заслуженного отличия казаку-бедняку приходилось ожидать годами. Многим так и не удалось получить его. Немало казаков погибло в борьбе с суровой природой, а тех немногих, кому удавалось дожить до старости, ожидала нищета или монастырь. Подавляющая масса старых казаков едва дослуживалась до чина казачьего десятника. Иногда, что случалось очень редко, рядового производили в пятидесятники и еще реже – в сотники и атаманы.

Казачья жизнь большей частью проходила на далеких службах, в отъездах на дальние реки. Некоторые жили в зимовьях безвыездно по 15-20 лет. Оттуда они и ходили в походы. Привычным было переносить холод, голод, нужду, отказывать себе в самом необходимом. Борьба с суровой природой закалила казаков, сделала их смелыми и мужественными людьми.

Только этим людям под силу было совершить те замечательные открытия, которыми заслуженно по сей день гордится русский народ.

Значительную часть населения Якутского воеводства составляли промышленники, число которых возрастало по мере открытия новых земель. В 1634 году в Ленский острог собралось с соболиных промыслов 200 человек, а через восемь лет, летом 1642 года, туда пришло 3 тысячи (45). При этом часть промышленников оставалась на соболиной охоте.

По имущественному положению промышленники тоже не были равны. Снаряжавшихся на охоту на собственные средства называли «своеужинниками», то есть людьми, располагавшими известным запасом хлеба, одежды и ловушек, входившим в понятие «ужины». «Ужина» – это объем промышленного запаса. Капитал среднего своеужинника не превышал 100 рублей, чаще же всего он равнялся 20-30 рублям.

На эти деньги промышленник приобретал для себя «хлебный запас» в 20-30 пудов хлеба, сухари, немного соли и сушеной рыбы.

Были и богатые своеужинники, располагавшие капиталом в 200-300 рублей. Эта категория ничем не отличалась от торговцев и купцов.

Большая часть промышленников широко представлена в документах под именем «покрученников», то есть людей, работающих по найму. Эти промышленники не имели своего снаряжения. На охоту они ездили за счет богатого человека-торговца, который платил за них пошлины, одевал, обувал, кормил и снаряжал их. За все это покрученник обязывался привезти хозяину в определенный срок условленное количество соболей. То, что добывалось сверх этой цифры, шло в собственность покрученника. Чтобы выбиться в зажиточные люди, стать своеужинником, промышленнику нужно было успешно провести несколько сезонов охоты. А это была задача нелегкая.

Обычно на промысел направлялась небольшая «ватага», человек 10-15. Охота за соболем продолжалась всю зиму. Приходилось уходить от жилья за сотни верст. Вернувшись из леса, промышленник предъявлял таможне свой улов и уплачивал «десятого соболя», за что получал проезжую грамоту на беспрепятственный вывоз добытой пушнины из Сибири.

Соболей промышленники ловили сначала при помощи так называемой кулемы – примитивной ловушки типа мышеловки. Однако вскоре они, как писал воевода Василий Пушкин, придумали кулемы с «подщечками дощатыми». Соболь «гуляючи по нартеному следу» или «для пежения», приходит к такой ловушке и ступает «на подчиненную дощечку и тем обвалит на себя ловушку». Эта хитрость, по мнению воеводы, дает возможность ловить каждого соболя, подошедшего к кулеме. «А преж сего, государь, – огорченно заключает Пушкин, – того промышленные люди на соболя не ставили, кулемы и подчинки у них бывали поличные, и теми полечетыми кулемами только соболь не возьмет за наживку и сторожек с кольца не сорвет и ево не задавит» (46).

Устройство кулемы, упоминавшейся в отписке Пушкина, хотя и было весьма примитивно, сохранилось в Сибири до конца XVIII века. Подробное описание такого устройства дал С. П. Крашенинников (47). По его словам, у подножия дерева сколачивался небольшой «огородец из спиц, образовывавший коридорчик в длину немногим больше пол-аршина», «вышиной четверти на три аршина», закрытый сверху дощечками, «чтоб снег не осыпался». Одним концом коридорчик упирался в дерево, а вход с другого конца оставался свободным. У входа клалась приманка – кусочек мяса или рыбы, – при помощи веревочки, соединенной с большим бревном, приподнятым на тоненькой палочке над входом. Когда голодный соболь, привлеченный приманкой, наступал на дощечку, лежавшую у входа, веревка приходила в движение, срывала с устойчивого положения бревно, и оно обваливалось на соболя. Соболей ловили еще обметами (сетями) и при помощи собак («на соболиной ноге»). С собаками охотились только осенью, до выпадения снега. При хорошей охоте промышленник ловил по 120-180 соболей «на ужину». Сибирские промышленники, среди которых было много крестьян из поморья, составляли наиболее активную часть населения. Нередко в поисках новых земель, богатых пушным зверем, они шли впереди казаков, первыми прокладывали новые пути. Промышленникам принадлежит честь открытия и обследования значительной части огромных пространств, протянувшихся от Урала до Тихого океана.

Бурное развитие промыслов на Лене отрицательно сказалось на приросте соболя. Уже первые якутские воеводы вынуждены были докладывать царю об исчезновении ленского соболя.

Уменьшение соболя в бассейне реки Лены и послужило в начале 40-х годов XVII века одной из важных причин нарастания новой волны походов в необследованные земли.