муками, оно постарело, стало изношенным и страшным. Не
бритые колючие щеки ввалились, на шее узловатыми верев
ками вздулись жилы.
Молчание затягивалось. Дюжий палач в тревожном ожи
дании потирал крепкие, в черных трещинах, с обгрызанными
ногтями пальцы, украдкой поглядывая то на угрюмого вице-
короля, то на подвешенного узника.
— Что ж, каждая овца висит на своей ноге... У каждой свой
крюк. —Генерал иезуитов вновь подал знак. Кнут из бычьих
жил дважды со свистом впился в губы Габриэля.
Лопнула кожа, и кровь заструилась на плиты. Перебирая
четки, Монтуа ровно молвил:
— Не упорствуй, сын мой, говори, кто напал на вас, поче
му упустили мадридского гонца, где брат Лоренсо?..
— Хорошо... Я скажу правду, —едва шевеля вздувшимися
красными лохмотьями губ, пролепетал юноша.
Все напряглись: ни звука, лишь стук сердец и дыхание.
— Брат Лоренсо продолжает идти по следу... Мы долго не
могли напасть... Потому как он был под охраной солдат полков
ника Бертрана... А за Пачукой... Мы встретились с НИМ... —
Габриэль сцедил красную нитку слюны, тяжело вздохнул... —
ЕГО меч поражал любого. В отряде осталось двенадцать чело
век... Это все, что я знаю, мой генерал... С этим Лоренсо послал
меня в Мехико.
— Мерзавец! Он вновь повторил то, что мы уже слышали
десять раз! —Сигара рассыпалась в пальцах Кальехи.
Взлетела плеть и опоясала терновым венком голову узни
ка, уже не чувствовавшего боли... Когда цепь опустилась, те
ло брата Габриэля безжизненно рухнуло на камень.
В покоях Малого кабинета Кальеха дал себе волю:
— Ну, что вы скажете, Монтуа?! Что? Вы верите в бред
этого сдохшего пса?
— На мою долю не выпало счастья щелкать орехи... Вице-
король —вы, а не я, ваше высокопревосходительство... вам и
отвечать, если что... — Четки мерно свершали свой ход по
кругу. '
И когда Кальеха готов был обрушиться на святого отца во
всей силе своего гнева, тот тихо, но твердо продолжил:
366
