ские таборы. Алеуты, кадьякцы, жители Кенайского
полуострова, из коих Баранов набрал свое пестрое
войско, расположились со всем своим нехитрым скар
бом по губе. Повсюду вились дымки костров, на жер
дях и ветвях близстоящих деревьев сушилась одеж
да, кто-то, сморенный усталостью, тут же уснул в
легком шалаше, сооруженном с помощью поставлен
ной на бок байдарки, к которой крепилась натянутая
на жерди тюленья шкура.
Лисянского удивила энергия этих людей. Едва ус
пев отдохнуть с дороги, они буквально на следующий
день, украсив головы перьями и пухом, устроили в
честь завершения долгого пути, а может, для подня
тия своего боевого духа, темпераментные песни и
пляски. Один бил при этом в бубен, другой азартно
стучал по видавшему виды медному котлу. И пляски,
и пение казались Лисянскому лишенными гармонии,
варварскими, но энтузиазм исполнителей был так
велик, что капитан «Невы» приказал по окончании
веселья оделить всех певцов и танцоров листьями
жевательного табака и другими подарками.
Противник тоже по-своему готовился. Из укреп
ленного на реке селения колошей, к которому под
тянулись по распоряжению Баранова парусные суда
и байдарки алеутов, до утра доносилось протяжное
пение и воинственное уханье многих мужских голо
сов. «Должно быть, шаманят», — сделал вывод Ба
ранов.
Баранов вместе с группой промышленников и але
утов высадился на выдающийся в залив высокий ка
менный уступ — кекур. На гору втащили несколько
медных и чугунных пушек, подняли русский флаг.
Ближе к полудню из-за островка недалеко от бе
рега вдруг вывернулась набитая воинами лодка. Кто-
то из глазастых алеутов приметил на ней одного из
главарей ситхинцев тоена Котлеяна.
— Взять бы его живым, — загорелся такой воз
можностью Лисянский. — Тогда, глядишь, и без лиш
них жертв дело завершили бы.
Лисянский направил к лодке вооруженный баркас.
При его приближении колоши открыли частый ружей
ный огонь. Тогда и с баркаса ответили тем же. С па
75
