Строгость японского правительства, даже и в дальнейших
пределах их владений, сохраняется неослабно. Офицера ни
как нельзя было уговорить, чтобы принял малый подарок,
который предлагаем был ему посланником. Он не хотел даже
выпить рюмки японского саке, единственного их любимого
напитка. Главная его обязанность есть, чтобы смотреть за
торговлей, производимою здесь японскими купцами с айна
ми17. Впрочем, торговля сия кажется быть очень маловаж
ною, поелику состоит в выменивании сушеной рыбы и неко
торых простых разборов мягкой рухляди, как-то: лисиц и
волков —на табак, домашнюю деревянную лакированную по
суд)' и сарочинское пшено, которое, по мнению моему, мало
айнами употребляется, ибо они, подобно камчадалам, пита
ются по большей части рыбою. Купцы для мены товаров бы
вают здесь только летом, а потому и офицеру, как он сказал,
позволено отъезжать на зиму в Матсумай, где живет всегда
его семейство. Сие казалось мне тем более вероятным, что
здешнее его жилище ничем не лучше айнского, в коем нет
той чистоты и удобности, каковые примечаются в домах
японцев. Офицер рассказывал нам очень много о Лаксмане,
которого хвалил он чрезвычайно, и сказал нам несколько
русских слов, коим от него научился. Он, выпив у нас чашку
чая, опрокинул оную на блюдечко, как то употребительно в
России, для изъявления, что он более уже пить не хочет. Мы
сего не приметили, но он напомнил нам, сказав, как мы мог
ли забыть обыкновение российское. Посредством известных
ему русских слов старался он испытать, точно ли мы россия
не, в чем сомневался до тех пор, пока не уверился удовлетво
рительными с нашей стороны ответами. Он посчитал нас
прежде англичанами или шведами. Более всего не хотел он
признать нас россиянами потому, что никто из нас не имел
косы, какую видел он у Лаксмана и у всех с ним бывших. Он
рассказывал нам о российском корабле, который привез не
давно в Нагасаки пятерых японцев, претерпевших у россий
ских берегов кораблекрушение, прибавив, что второй раз
уже оказывают россияне такое великодушное благодеяние
[
298
]
