Французская полиция перехватила в Вене эпистолу госпо
жи Нуасвиль, оставшейся в России эмигрантки, адресован
ную камергеру австрийского императора графу О’Доннеллу.
В этом извещении она указывала: «Я видела, как этот князь
шел по собору, ведомый убийцами своего деда, окруженный
убийцами своего отца и сопровождаемый собственными
убийцами».
Спустя невеликое время руководители заговора: Бен-
нигсен, Панин, Пален и прочие —получили приказ поки
нуть навечно столицу и держаться в отдалении от Государя.
А Платон Зубов, умывшись вторично страхом, вернувшись
из заграничных вояжей, преставился в вынужденной от
ставке.
Лишь Беннигсену волею судьбы позже посчастливилось
поступить на службу вновь. Отвагой и кровью он смыл свой
позор в сшибках с наполеоновскими ордами.
Начиная с июля 1801 года, как повелось, дважды в неделю
после обеда к его величеству слетались молодые друзья:
польский князь Адам Чарторыйский, весьма способный и ог-
лядчивый, князь Кочубей, знатный законник и завидный ад
министратор, граф Новосильцев, столь же честолюбивый и
чопорный, сколь и образованный, граф Павел Строганов, ко
торый Европу знал куда лучше, чем свое Отечество.
Всепонимающий Александр не торопился перепахивать
поле и засевать его семенами свежих идей. Вялый и мечта
тельный, не терпящий петровских «штыковых атак», он бо
лее улыбался и целомудренно молчал.
И все же пришла долгожданная оттепель! Свет рукоплес
кал отмене драконовских указов Павла.
Сердце Николая Петровича в те дни тоже билось надеж
дой и радостью: на службу вернули тысячи блестящих офи
церов и государственных умов, а журавли виселиц убрали с
пустынных площадей; зубы цензуры притупились и хватка ее
стала не столь костоломной и гибельной. На улицах вновь
появились и круглые шляпы, и длинные волосы, и яркие жи
леты. К священникам, дьяконам, дворянам и сословным го
рожанам телесные наказания боле не применялись.
Были немедля возвращены из индусского похода донские
казаки, и на дикую павловскую авантюру в Туркестане нало
жен могильный крест. Английская эскадра, уже пробороз
117
