«Три тысячи залпов чертей!» Коллинз готов был заложить
души своей братии, лишь бы дознаться, что за каналья скры
валась под ризой святоши.
Глава 4
Переднюю от комнаты Карманова отделяла окованная моро
женным железом дверь, закрытая плюшевой шториной с куп-
ньми кистями. Рядом, на бочонке из-под пороху, восседал в но
веньких козловых сапожках сонный малец-казачок и прел в
ожидании «потребок» хозяина. Подойдя к нему, Преображен
ский перстом поднял его остренький подбородок. На потрево
живший сладкую дрему вопрос, на местели господин Карманов,
казачок важе кивнул на штору с кистями. Офицеру пришлось
обойти якутские бахилы купца, высокие, из лосиной кожи, не
обходимые в шибкую грязь (в это обувище прежде вкладывали
пучок сена, а уж потом толкали ногу, чтобы вода не насочилась).
Сапоги такие случалось носить Андрею: преогромные, с мерз
ким запахом конины и тюленьего жира, которым их усердно
угощала щетка Палыча.
Преображенский перешагнул порог и очутился в простор
ной, по-купечески аляповато обставленной комнате. Она была
хорошо знакома по неоднократным дюжим пьянкам, на кото
рые затягивал его покалякать за жизнь старинный приятель —
Семен Тимофеевич. Помещение служило Карманову одновре
менно и рабочим кабинетом для сделок, и праздницкой, где
можно было весело, с изюминкой провести времечко с нуж
ным человеком. Благо, кармановская мошна была, что баба на
сносях: худобы не ведала, до лопанцев не проторговывалась.
Словом, понятие о генеральной коммерции Семен Тимофее
вич имет превеликое.
Он сидел за большущим, в кляксах, столом, в длиннопо
лом старинном сюртуке, огромный и неподвижный, как ени
сейский валун.
— Ба! Каким ветром, Андрей Сергеич? Куда запропасти
лись, касатик? Я уж, грешным делом, надумал, что вы-таки
рапорт подали-с в Кумпанию... В отставку навострились,
нет? —беззастенчиво, как, впрочем, и всегда, начал весело
врать Карманов.
127
