— Скорее же за святое деяние, чтобы сгинуло грешное! —
Отец Аристарх, раздувая щеки, дал приложиться устам уп
рямца к наперсному кресту, затем взял того под руку и не
только силой, а прежде словом Божьим увлек на камбуз, вра
зумляя многогрешную голову:
— Буйна у тебя чуприна, сыне, да больно уж ум лыс. Но
сие даже оченно извинительно, если ты пребывал в незнании
да в неведении!.. Пойдем, сыне, пойдем. Господь наставит те
бя на путь истинный...
Подвахтенные разбрелись по палубе: кто на бак перед гря
дущим мытарством, кто на фордек, посудачить о незваном
госте. Сидя, как альбатросы, на якорных лапах или привалив
шись к основанию фока, благо солнышко баловало, матросы
точили лясы. Думалось Многое, говорилось разное, но все со
глашались с марсовым Соболевым:
— Нет, братцы, не похож он на тех котов, кои обжираются
за чужой счет... Ежли ему осмолить руки, такой и черта за
хвост словит... Ладный мужик... Однако коли с другого борта
подойтить, страшливый больно. Взгляд-то видели, колистый,
что китовый ус... да и чую, братцы, недоговор в ем живет... Со
баки, которые брешут, —не кусаются, а этот молчал волком.
— Точно наш шкипер! —не выдержал Чугин. —То-то два
сапога пара.
— Верно,* Кирюшка! — подхватил писарь, а подшкипер
Ясько внушительно обронил:
— Молчун молчуном, ан бац, гляди-ка, —поросенок яйцо
снес —показал зубы своим спасителям.
Матросы переглянулись: послал Бог гостинец.
Линда пришла в себя после того, как жизнь на фрегате взя
лась привычным ходом. Только теперь она разглядела рядом
скромного фельдшера, стоящего в тени грота и участливо
улыбающегося ей.
— Все слава Богу, мисс? —Он робко приподнял шляпу.
Глаза служанки недоверчиво округлились, словно она
ожидала, что Кукушкин посмеется над ней. Но тут же проле
петала, нервно запинаясь:
484
