енно-страстный перезвон гитары испанский народный
танец.
Наверное, этот танец был создан как своего рода
вызов строгим предписаниям католической морали,
веками сковывавшей чувства любящих сердец, ибо во
всей его напряженной как пружина ритмике, в тай
ной игре взглядов, в движениях корпуса, плеч, рук,
в том безмолвном диалоге, который вели между собой
партнеры, развертывалась полная печали, поэзии,
скрытого драматизма сцена признания в любви. Лицо
Кончиты было серьезным, чуть подернутым грустью.
Звонкая дробь по полу каблучков ее туфель находила
отклик в ответном перестуке снабженных шпорами
сапог Гервасио. Едва заметными движениями пальцев
правой руки Кончита раскрыла веер и на миг стыд
ливо спрятала за ним лицо, а в следующее мгнове
ние отвела веер в сторону и резко взмахнула левой
рукой — в тоскливую мелодию гитары вплелось тре
вожное щелканье кастаньет.
Музыка оборвалась пронзительным аккордом, ушед
шим в тишину, как последний крик раненого зверя.
Партнеры церемонно поклонились публике и друг
другу. Кончита выпрямилась и в ответ на аплодисменты
счастливо улыбнулась.
Резанов, как и все в зале, любовался ею, но, едва
он перевел взгляд на Хвостова, ему стало не по себе.
Кажется, танец Кончиты пробудил в лейтенанте то
бешеное настроение, в котором он был страшен и не
терпел, чтобы кто-то вставал на его пути. В таком
же настроении после долгой пьянки этой голодной
зимой Хвостов по пустячному поводу вызвал на ду
эль штурмана Корюкина и дрался с ним на саблях.
Теперь же отнюдь не спиртное, а эта пленительная
пятнадцатилетняя испанка подействовала на него как
оглушающее разум зелье.
Кто-то из офицеров форта хотел пригласить Кон-
читу на следующий танец, но Хвостов с остекленев
шим взглядом отодвинул его в сторону и встал перед
девушкой, прижав руку к сердцу и громко щелкнув
каблуками.
«Идиот, — подумал Резанов, — нам только скан
дала здесь не хватало». Он видел, как Кончита, при
106
