При таком положении шлюпа сняться с якоря было
невозможно. Равным образом и одного якоря поднять не бы
ло способа, не обнаружив своего намерения неприятелю,
как бы ночь темна ни была. Надлежало отрубить оба каната,
чтобы вступить под паруса. Оставить два якоря из четырех
для нас было слишком много; обстоятельства вояжа могли
нас не допустить в Камчатку до наступления зимы, тогда мы
нашлись бы принужденными провести более шести месяцев
в островах Великого океана, в коих нет ни одной хорошей
гавани и все рейды открыты по корабельное дно, где стоять
так долго с двумя только якорями невозможно было, не под
вергаясь часто опасности.
К сему присовокупить должно недостаток в сухарях, кото
рых я не мог более выдавать как по фунту в день на человека;
свежей провизии мы не имели ни куска, также и никакой зе
лени не было. Чтобы не подать никакой причины неприяте
лю открыть мое намерение, я не позволил даже для офицер
ского стола ничего свежего запасать. Сия предосторожность
для меня также была нужна и впоследствии: будучи в море и
имея недостаток в пище, я хотел, чтобы все на шлюпе, от ко
мандира до последнего человека, получали одинаковую пор
цию и ели из одного котла.
В таких дурных обстоятельствах я решился пуститься в про
должительное плавание по морям, отдаленным от европей
ских селений.
Кроме вышеизъясненных препятствий, были еще другие,
не столь важные, как первые, однако ж такого рода, что на
мерение наше могло открыться неприятелю прежде испол
нения оного. Коротко знакомые и по-дружески обходившие
ся со мною капитаны английских кораблей просили меня по
верить их хронометры вместе с нашими в обсерватории,
которую мы имели на берегу. С адмиральского корабля у нас
было три хронометра; возвратить мы их никак не могли без
причины; взять свои заблаговременно на шлюп, а их оста
вить было бы подозрительно; а прислать за ними ночью пе
ред самым отправлением уже и совсем не годилось.
[ 104]
