но после опять покатился ниже. Тогда мы ничего не могли
слышать, что с ним сделалось. На вопросы наши, произноси
мые обыкновенным голосом, он не отвечал, а кричать было
невозможно, ибо по обе стороны от нас недалеко были селе
ния. Ночь была так темна, что в десяти шагах ничего не бы
ло видно.
Мы вздумали связать все наши кушаки; к одному концу их
привязали Васильева, который и стал спускаться в овраг, куда
упал Хлебников, а мы сели и, держа кушаки крепко, понемногу
выпускали их; наконец, выпустив все, принуждены были опять
его вытащить. Васильев сказал нам, что он опускался низко, но
далеко ли еще простирается эта пропасть в глубину, увидеть ни
как не мог. Он кликал Хлебникова, но ответа не получил.
Таким образом мы решились ждать рассвета, а тогда одно
му из нас спуститься в овраг и посмотреть, жив ли Хлебников
и в каком он состоянии. В такой мучительной неизвестности
об одном из самых полезных наших товарищей пробыли мы
часа два. Наконец, услышали в траве шорох, а потом, к неизъ
яснимому нашему удовольствию, увидели, что это был Хлебни
ков. Он сказал нам, что, упав в рытвину, катился он несколько
сажен, потом на несколько минут задержался, но, покушаясь
подниматься и не видя ничего около себя, опять покатился; на
конец, сажени на четыре перпендикулярной высоты упал в ло
щину, но, к счастью, не на каменья, однако ж жестоко ушибся*;
наконец, встал и, карабкаясь кое-как, достиг того места, где мы
его ожидали. Отдохнув немного, он опять пошел с нами, хотя и
чувствовал боль в разных частях тела.
Я и теперь без ужаса не могу помыслить, на какие
страшные утесы мы иногда поднимались и в какие пропасти
часто принуждены были спускаться. Иногда, поднимаясь на
превысокий утес, имея под собою каменья, хватались мы за
какой-нибудь прут, выросший в расщелинах горы, не зная,
крепок ли его корень или не иссох ли он сам, так что если бы
он выдернулся, то державшийся за него вмиг полетел бы в
* Следствие сего удара он чувствовал несколько лет.
[
369
]