НАСТУПЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

На этот раз передовой командный пункт командующего 2-м Украинским фронтом маршала Конева был не в блиндаже на переднем крае под артиллерийским огнем и не в украинской хате в районе боевых действий, а в добротном каменном доме, расположенном в парке. Здесь, в уютном румынском городке, не рвались снаряды, не слышалась канонада и в ясном весеннем небе не было самолетов.

Пора сделать передышку.

Конев совсем недавно наблюдал, с какой энергией генерал Богданов пробивался к Кишиневу, но в танковой армии оставалось лишь два десятка боевых машин, и дальнейшее продвижение было затруднено, тем более что противник выдвинул резервы. Надо закрепиться на очень выгодных для последующих крупных операций рубежах.

План операции, вошедшей в историю как Уманско-Ботошанская, выполнен. Даже войска фронта выдвинулись дальше, чем намечалось перед началом наступления. И вот, что особенно радовало командующего: по одной позиции план не был выполнен. Перед операцией обычно планируются не только удары по противнику и число вражеских дивизий, которые должны быть разбиты, планируются и возможные потери. Заранее готовятся госпитали, транспорт для эвакуации раненых, похоронные команды. Но начальник штаба генерал Захаров, суммируя боевые донесения, докладывал, что при огромном уроне, нанесенном противнику в живой силе и технике, наши потери гораздо меньше, чем можно было предположить. Начальник тыла генерал Вострухов сообщал, что развернутые госпитали загружены далеко не полностью. Это были хорошие известия, значит, операция прошла действительно успешно.

Ставка, наконец, согласилась с предложением командующего фронтом прекратить наступательные действия, которые уже не могут дать большого эффекта, но приведут к лишним потерям, и разрешила перейти к обороне, закрепиться на достигнутых рубежах. Войска могли теперь приводить себя в порядок и готовиться к новым наступательным операциям.

Но Коневу пришлось, расстаться с фронтом, с которым он сроднился за эти девять месяцев непрерывного наступления. Ставка решила сделать передвижку командных кадров. Жуков возвращался к своим прямым обязанностям заместителя Верховного Главнокомандующего. Вместо него командующим 1-м Украинским фронтом назначался Конев. Конева должен сменить Малиновский, а Малиновского – Толбухин.

Конев тепло попрощался с командармами, работать с которыми уже привык, хотя отношения складывались в отдельные моменты сражений разные. Особенно трудно было расставаться с Матвеем Васильевичем Захаровым. Они работали, понимая друг друга с полуслова. Захаров еще с Калининского фронта привык к крутому, взрывчатому характеру командующего и спокойно относился к его крайностям, зато ему нравилась целеустремленность и высокая оперативная культура Конева. Командующий в свою очередь ценил стиль работы своего начальника штаба, его спокойную требовательность и методичность и не мешал ему.

Солнечным майским утром Конев выехал к месту своего нового назначения. Конечно, в район Тернополя можно быстро добраться на самолете. Но ему хотелось взглянуть на те места, где только что закончились бои, и он решил ехать на машине. В горячке боевых действий, в пелене весенней сырости, почти непрерывных дождей, в постоянных заботах о продвижении танков, артиллерии, тылов по непроходимой хляби, через разлившиеся реки – в этой напряженной обстановке, требующей сосредоточенности только на управлении войсками, рассматривать красоты природы было, конечно, невозможно. Сейчас, когда фронт застыл в обороне, когда майское солнце согрело землю, деревья ожили, покрылись цветами обильные в этих местах сады, на полях зазеленела озимь, эта многострадальная украинская земля, освобожденная от оккупантов, предстала во всей красоте. И хотя видны еще следы боев, чувствовалось, что люди расправили плечи и уже начали эти раны залечивать. На полях работали крестьяне, по большей части, правда, женщины и старики. Машину Конева, когда она останавливалась в селе или городке, окружали стайки детей. Всюду – улыбки, неподдельная радость. А на свежих могилах павших воинов лежали первые весенние цветы.

Этот почти двухсоткилометровый путь стал своеобразным отдыхом после напряжения боевых дней и ночей.

В селе Токи около города Волчисска располагался штаб 1-го Украинского фронта. Жуков спешил в Москву, где его ждали дела как заместителя Верховного Главнокомандующего по планированию всей летней кампании. Поздоровавшись с Коневым, он коротко охарактеризовал состояние армий фронта и добавил:

– В курс дела тебя введет Соколовский.

В тот же день улетел в Москву.

Снова, как в начале войны и как год назад, Коневу довелось работать с генералом Соколовским.

Тогда, в марте сорок третьего, Сталин без особых причин снял Конева с поста командующего Западным фронтом и приказал передать дела Соколовскому. Правда, менее чем через год снял и его, назначив на должность начальника штаба 1-го Украинского фронта. Все это, конечно, накладывало отпечаток на отношения Конева и Соколовского, но Конев высоко ценил Соколовского как отличного штабного работника и потом сразу же, как только они встретились, сказал:

– Василий Данилович, мы не первый раз в одно упряжке. Надеюсь, что будем работать дружно.

– Я бы этого хотел.

– Ну, значит, все в порядке.

Член военного совета фронта Хрущев пригласил нового командующего вечером вместе поужинать, обсудить фронтовые дела. Но заметил при этом, что теперь, когда освобожден Киев и почти вся республика, ему придется по большей части заниматься украинскими делами.

Уже на второй день Конев сказал Соколовскому, что хочет посетить все армии фронта, познакомиться с их состоянием, а затем провести совещание командующих. Он понимал, что и для руководителей армий, корпусов, дивизий, работников штаба смена фронтового руководства событие немаловажное. Каков он, новый командующий, как пойдут с ним дела? Фронт мощный – семь общевойсковых и три танковых армии, артиллерийские корпуса, тыловые части. И путь прошел славный, сперва под руководством Ватутина, потом – Жукова, опытных и умелых полководцев. Не за горами час, когда придется снова наступать. Фронт нацелен на Львов, на Краков, на Силезский бассейн, Южную Германию. Как сложатся эти завершающие войну операции?

Больше недели Конев, ездил по армиям, знакомился с командирами и политработниками, проверял, как построена оборона, как организована боевая учеба. И, наконец, назначил день совещания. Решил не вызывать командармов в штаб фронта, а собраться в одной из армий. Хрущев посоветовал провести совещание у генерала Москаленко – армия имеет большие традиции, командарм организует все как следует. Конев согласился. Ему не доводилось воевать вместе с Москаленко, но он много слышал о нем как о волевом, энергичном командарме, начавшем свой путь у западных границ, прошедшем Сталинград, Курскую дугу, Днепр, наступление на Правобережной Украине.

С командующим 3-й танковой армией генералом Рыбалко он познакомился и подружился в двадцать пятом, году на курсах командного состава. И в биографии у них было много общего – оба комиссары гражданской войны. Только Рыбалко воевал на Украине в Конармии, а Конев – в Сибири и на Дальнем Востоке. Учились азартно, засиживались вечерами в библиотеке. Но потом их пути разошлись. Конев перед войной командовал дивизией, корпусом, округом. Рыбалко был на военно-дипломатической работе: военный атташе в Китае и Польше. В войну показал себя как выдающийся танковый командир.

Командующего другой, четвертой по номеру, танковой армией генерала Лелюшенко Конев знал по битве под Москвой как напористого, смелого командира – он тоже успел повоевать и в Сталинградской битве, и на Украине.

Военная судьба командующего 3-й гвардейской армией генерала Гордова развивалась сложно. Он еще перед войной был на большой штабной работе, в течение месяца командовал Сталинградским фронтом, потом армией на Западном фронте у Конева. Молчаливый, строгий, даже резкий, но, безусловно, очень подготовленный генерал.

С командующим 1-й гвардейской танковой армией генералом Катуковым был знаком мало, но, конечно, много слыхал о нем: его имя прогремело еще в битве за Москву.

У генерала Курочкина тоже была переменчивая судьба, вначале войны командующий армией, сосед Конева, потом во главе Северо-Западного фронта и снова командарм. Опытный генерал, с хорошей теоретической подготовкой.

Армия генерала Жадова перешла со 2-го Украинского фронта. С ним Конев прошел весь путь по Украине.

Безусловно, все командующие армиями, входившими в состав фронта, многое испытали, знали неудачи и победы. Разные и по характеру, и по темпераменту, и по биографиям, эти военачальники за дни и ночи войны прошли школу, которая позволяет им теперь зрело руководить войсками.

Поэтому первое выступление командующего фронтом на совещании командующих армиями было серьезным экзаменом. Конев тщательно готовился – изучал карты, читал боевые донесения. Но когда Соколовский спросил, не нужно ли подготовить материалы к докладу, оказал:

– Нет, не надо.

Совещание началось докладами командармов Пухова и Москаленко.

Пухов – опытный генерал, в первую мировую войну офицер старой армии, в войну гражданскую – командир полка и бригады, потом преподаватель в академии, сделал обстоятельный и самокритичный доклад. Он тщательно разобрал зимнюю и весеннюю операции; своей армии.

Содержательный доклад сделал и Москаленко.

Пришла очередь командующего фронтом.

Конев подошел к импровизированной трибуне, вынул из нагрудного кармана маленький листочек бумаги. Написанного заранее текста у него не было – только план.

Говорил он больше часа.

Через много лет заместитель министра обороны, Маршал Советского Союза Кирилл Семенович Москаленко передал Ивану Степановичу Коневу, который в ту пору работал над мемуарами, подробную запись этого доклада. Маршал Москаленко вспоминал, что доклад командующего фронтом произвел тогда на всех очень хорошее впечатление. Говорил Конев свободно, живо, не пользуясь текстом или конспектом, по памяти разбирал операции, приводил цифры, делал интересные в поучительные выводы.

Маршал, прежде всего, охарактеризовал мартовско-апрельские операции трех украинских фронтов как уникальные. Затем перешел к недостаткам, упущениям к просчетам.

Прикрытие флангов и стыков.

Слабая информация, особенно снизу вверх.

– Мы выигрывали за счет стремительного и решительного маневра, но все же не смогли совсем избежать лобовых атак. А это – вчерашний день войны, его пора забывать. Важно заставить противника вести бой в невыгодном положении.

– Да, вчерашний день, – повторил маршал и после паузы задумчиво произнес:

– Я думаю, что в ходе войны изжили себя начальники, считавшие, что чем больше пошлешь в бой пехоты, тем больше она сможет взять. Война обнаружила несостоятельность таких начальников. Они не понимают, что надо, прежде всего, продвигать вперед огонь, а уже за ним пехоту. Конечно, число – важная вещь, но за числом всегда, как говорит старая истина, должно стоять умение, искусство вождения войск, танков, пехоты, артиллерии. И этому мы тоже учились в ходе войны. Учились на тяжелых ошибках, просчетах, неудачах. Учились на первых дорого давшихся нам успехах. Учились на первых победах, которые поначалу не всегда умели реализовать до конца.

Увлеченно говорил маршал о танках, и чувствовалось, что он глубоко продумал тот опыт, который накопили танкисты в весенней кампании. Наши танковые и механизированные корпуса, подчеркивал докладчик, научились с ходу форсировать водные преграды и даже захватывать плацдармы. Это – очень ценный и новый опыт.

Заключительная часть доклада: была посвящена планам предстоящей операции.

Доклад командармам понравился конкретностью, теоретическими обобщениями. Вообще совещание прошло не стандартно, интересно, творчески. Руководители армий смогли в спокойной обстановке, после напряженных, почти непрерывных боев, продолжавшихся с лета прошлого года, встретиться друг с другом, поговорить, поспорить, обсудить свои насущные дела. Но они знали, что передышка не так уже продолжительна. За эти полтора месяца, что есть в резерве, надо основательно подготовиться к предстоящей очень сложной наступательной операции, тем более, что наступление на Львов, в Польшу противник будет сдерживать с отчаянным упорством. Ведь это кратчайший путь в сердце Германии.

Командующие армиями уехали в расположения своих войск. Маршал Конев, прибыв в штаб фронта, занялся подготовкой нового рывка на запад.

Подходил к концу третий год войны. Как складывается обстановка на фронте? Где будет нанесен удар?

Гитлеровские войска группы армий «Центр» угрожали 1-му Белорусскому фронту Рокоссовского, образуя так называемый «белорусский балкон». В свою очередь 1-й Украинский фронт Конева навис над войсками гитлеровской группы армий «Северная Украина». Казалось бы, логично, используя столь выгодную конфигурацию, именно на Украине нанести первый удар. И гитлеровское командование решило, что здесь в ближайшее время начнется наступление Красной Армии: тем более, разведка вермахта установила, что на этом направлении расположены три советские танковые армии.

Но Генеральный штаб Красной Армии после консультации с командующими фронтами внес предложение нанести первый удар не здесь, а против группы армий «Центр», где его не ждут. А уже потом нанести удар по группе армий «Северная Украина». Этот план, названный Ставкой «Багратион», был утвержден, и во второй половине июня началось наступление белорусских фронтов, которое завершилось полным успехом.

Теперь пришло время наступления 1-го Украинского фронта.

Маршал Конев решил нанести два равных по силе удара на отдаленных друг от друга направлениях. Один – от Тернололя на Львов. И другой от Луцка в сторону Равы-Русской и далее на Вислу. Командующие фронтом полагал, что два удара, конечно, усложняют управление войсками, но в то же время дезорганизуют руководство войск противника. Кроме того, при одном ударе враг, используя характер пересеченной местности и наличие хороших дорог, сможет успешно маневрировать резервами.

Но когда Конева вызвали в Москву и он начал излагать на заседании Ставки замысел операции, Сталин вдруг оборвал его и в резкой форме высказал свое несогласие. Он заявил, что следует нанести один мощный удар на львовском направлении, взять Львов, а потом развивать дальнейшее наступление.

Конев горячо отстаивал свое решение: участок 1-го Украинского фронта имеет протяженность свыше трехсот километров, противник сможет маневрировать и сумеет сосредоточить на львовском направлении свои главные силы, авиацию, и нам придется в буквальном смысле слова прогрызать мощные оборонительные рубежи, расположенные к тому же на высотах. Наступление лишится главного козыря – стремительности. В тоже время два удара парализуют маневр противника и развяжут нам руки.

Сталин выслушал эти доводы с явным неудовольствием, но, в конце концов, сказал:

– Уж очень вы упрямы. Хорошо, проводите свой план и выполняйте его на вашу ответственность...

Совещание закончилось. Конечно, заключительная реплика Верховного была не очень приятной, но Конев был уверен в своей правоте и считал, что эту операцию можно успешно провести именно так, как она разработана им и его штабом.

13 июля операция качалась.

На Рава-Русском направлении уже на второй день наступления удалось прорвать вражескую оборону на глубину двадцать километров. Танковая армия Катукова и конно-механизированная группа вошли в прорыв и уже через сутки, форсировав Западный Буг, оказались на территории Польши.

На львовском направлении наступление развивалось сложнее. Артподготовка продолжалась полтора часа, но не смогла полностью подавить огневые позиции противника. Пехота залегла. Видимо, сказались недостатки разведки, которой не удалось засечь все огневые точки. Более того, командование противника выдвинула из резерва две танковые дивизии, и они нанесли сильный контрудар по наступающей армии генерала Москаленко.

Конев в начале наступления находился на наблюдательном пункте армии генерала Курочкина. Был молчалив и сосредоточен. Операция, замысел которой он так страстно отстаивал перед Сталиным, развивалась не как предполагалось. Правда, уже на второй день он сумел парировать контрудар противника. Приказал бросить на это направление бомбардировочную и штурмовую авиацию фронта, и уже к вечеру доложили, что танковый таран остановлен. Но вражеская оборона все же не прорвана, тщательно продуманный план забуксовал. Тут возник шанс, очень рискованный, но, как, сразу же решил Конев, единственно верный. В полосе действий армии генерала Курочкина наступающим дивизиям удалось пробить во вражеской обороне шестикилометровый коридор, вернее, щель, потому что он не был полностью освобожден от неприятельских заслонов. Что же теперь следует предпринять? К атаке приготовились танковые и механизированные корпуса армии Рыбалко. Еще до начала операции командарм проиграл всю предстоящую операцию вместе с подчиненными командармами на картах и ящике с песком. Но разве когда-нибудь случалось так, чтобы танковые армии, вторгшись в такой узкий коридор, который насквозь простреливается артиллерией? Нет, конечно. Для ввода танковых соединений в прорыв пехота обычно прорывает оборону на несколько десятков, а иногда и до сотни километров по фронту и на значительную глубину. Более того, есть даже специальный запрет Сталина вводить танковые корпуса в прорыв, который недостаточно «чист». Конев никогда не был согласен с этой директивой и постоянно нарушал ее в операциях. Он считал, что танки при прорыве вражеской обороны могут «дочищать» себе путь, облегчая трудную работу пехоты, снижая ее потери. Но не считаться совсем с директивами Верховного он, конечно, не мог. Бросить корпуса в коридор, который в любую минуту может захлопнуться и превратиться в мышеловку?

Маршал с беспокойством вглядывался в карту и все же не находил иного решения.

– Соедините меня с Рыбалко, – сказал он адъютанту, не отрываясь от карты.

Рыбалко ответил сразу, он находился совсем близко, на своем передовом командном пункте, и внимательно наблюдал за действиями пехоты.

– Как сосредоточились танки, Павел Семенович? – спросил Конев.

– Все в порядке. Жду приказа, товарищ маршал.

– Ты знаешь, что оборона не прорвана?

– Знаю. Прошу разрешения ввести корпуса в коридор.

У Конева отлегло от сердца. Они оба, выходит, пришли к одному решению.

– Ты, конечно, понимаешь, какой это риск?

– Понимаю.

– Я рад, что ты так уверенно говоришь об этом. Вводи корпуса. Мы сделаем все, что необходимо. Я сейчас сам поеду на передний край и буду следить за состоянием коридора. Не беспокойся, не оглядывайся, иди вперед.

– Спасибо за доверие.

Маршал знал, что Павел Семенович Рыбалко – человек высокой военной культуры и исключительной выдержки, не склонен к авантюрным или непродуманным решениям, даже в азарте боя. Всякая бравада и показная храбрость, а это, что греха таить, присуще иным командирам-танкистам, абсолютно чужды ему. Если он идет на риск, значит, уверен в успехе дела.

И случилось то, что еще не знала военная теория и военная практика.

Танковая армия генерала Рыбалко вошла в шестикилометровый коридор и, обивая заслоны, начала обходить с юго-запада сильную группировку противника, обороняющуюся в районе города Броды.

Конев, переехав на передовой командный пункт генерала Курочкина, расположенный на опушке красивой дубравы, внимательно следил за состоянием дел, стягивая в этот район дополнительные силы артиллерии и танков. Но он видел, что Курочкин и сам уверенно и четко руководит войсками и хорошо обеспечивает коридор.

В полдень маршал связался с начальником штаба фронта Соколовским:

– Я думаю, что следует ввести в коридор и армию Лелюшенко.

– Это, конечно, усилит удар, но две танковые армии в такой узкий коридор? – осторожно спросил всегда спокойный Соколовский.

– Я понимаю, что это двойной риск. Но это единственное решение, которое может дать успех. Как идут дела на правом фланге?

– Катуков продвигается в темпах, превышающих плановые. Уверенно ведут наступление Пухов и Гордов.

Было решено в коридор, который теперь на штабных картах назывался Колтувский, по названию села, где он начинался, ввести еще одну танковую армию. Конев приказал командарму не ввязываться в бои за укрепленные населенные пункты, обходить их и стремительно вести корпуса ко Львову.

Через сутки две танковые армии из узкого коридора вышли на оперативный простор. Развернулась невиданная по смелости операция. Причем, танковая армия Рыбалко совершала глубокий маневр, охватывая Львов с северо-запада и запада и одновременно отсекая пути отхода крупной бродской группировке противника. Танковая армия Лелюшенко наступала прямо на Львов.

Через двое суток Коневу доложили, что бродская группировка полностью окружена.

Конев постоянно следил за Колтувским коридором, где противник продолжал атаковать, желая отрезать прорвавшиеся танковые армии, и одновременно руководил ликвидацией Бродского котла. За пять суток эта группировка была ликвидирована. Семнадцать тысяч солдат и офицеров взяты в плен, захвачено много техники, склады, боевое имущество, пленены командир армейского корпуса генерал Гауфф, два командира дивизий.

Конев присутствовал на допросе Гауффа: тот был в полном недоумении. Все случилось столь молниеносно, столь неожиданно! Оказывается, немецкое командование, после того как наступление Красной Армии на львовском направлении задержалось и оборона там не рухнула, успокоилось и вовремя не отвело войска с бродского направления.

Сколько усилий, сколько волнений, сколько драматических моментов вызывал Корсунь-Шевченковский котел, вспоминал Конев, а здесь за пять суток уничтожена по существу такая же по мощности группировка – восемь полнокровных дивизий.

Значит, возросло полководческое искусство!

Много позже об этом вспоминал дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Давид Абрамович Драгунский: «В боях на Украине маршал Конев полностью овладел сложным искусством управлять танковыми армиями, хотя это было для него новым делом – до войны он служил в пехоте, да и во фронтах, которыми он командовал в начале войны, танков было очень мало. Теперь Конев гибко, умело, изобретательно использовал маневренные возможности и мощную ударную силу танков. Он считал танковые рейды в глубину эффективной формой наступления. Его смелые перегруппировки и решительные маневры танками в ходе сражений казались неожиданными не только для противника, но и для самих исполнителей его командирской воли. Он выжимал из танкистов все, на что были способны, но и берег их, не обескровливал, как это делали некоторые начальники, направляя танки на укрепленные районы. Конев считал, что танковый рейд может быть успешным только при тесном взаимодействии танков с пехотой, артиллерией и авиацией. Иначе это не рейд, а кровопролитная авантюра. В Львовско-Сандомирской операции Иван Степанович впервые в Отечественной войне ввел в узкий коридор шириной около шести километров сразу две танковых армии генералов Рыбалко и Лелюшенко одной колонной! Этот коридор насквозь простреливался пушками и минометами врага. Это был риск. Большой риск. Но на него мог пойти только полководец, обладающий тонким оперативным чутьем и железной волей. Ведь противник мог перехватить коридор в любой момент – и тогда катастрофа. Но прорыв надежно обеспечивала общевойсковая армия, да еще два танковых корпуса, артиллерия и авиация. Когда танки вышли на оперативный простор в глубине обороны противника, в образованную за ними брешь влилась наша пехота. Искусный маневр танками позволил избежать лишних потерь и принес победу».

В то же время северная ударная группировка фронта стремительно продвигалась к Висле в сторону города Сандомира. Все шло как будто хорошо. Осуществлялся сложный маневр на двух стратегических направлениях– на висленском и львовском. Но здесь случилось непредвиденное.

На командный пункт Конева позвонил Сталин, он высказал неудовольствие, тем, что танковая армия Рыбалко далеко отклонилась от Львова:

– Надо прежде взять Львов, а потом думать о Висле.

– Армия Рыбалко брошена для удара с тыла по Львовской группировке, – ответил Конев, – и Львов будет скоро взят.

– Занимайтесь Львовом, не отвлекайтесь, – строго повторил Сталин и положил трубку.

Сталин не ограничился телефонным разговором. Вслед пришла грозная директива: «Ставка Верховного Главнокомандования считает Ваш план использования танковых армий и кавкорпусов преждевременным и опасным в данный момент, поскольку такая операция не может быть сейчас материально обеспечена, и приведет только к ослаблению и распылению наших ударных группировок. Исходя из этого, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает в первую очередь разгромить львовскую группировку противника и не допустить ее отхода за р. Сан или Самбор».

Во время всей операции Конев постоянно держал в курсе принятых решений маршала Жукова, который координировал 1-й Белорусский фронт Рокоссовского и его фронт. Он и на этот раз доложил о ходе операции и звонке Сталина.

Вот как пишет маршал Жуков в своих воспоминаниях об этом эпизоде: «На рассвете 23 июля мне позвонил И. С. Конев и сказал:

– Мне только что звонил Верховный. Что, говорит, вы там с Жуковым затеяли с Сандомиром? Надо прежде взять Львов, а потом думать о Сандомире.

– Ну, а вы, Иван Степанович, что ответили?

– Я доложил, что третья танковая армия брошена нами для удара с тыла по львовской группировке и Львов скоро будет взят».

Причиной этого звонка было одно обстоятельство.

Оказывается, Сталин разговаривал с членом военного совета фронта Хрущевым, и тот высказал мнение, что танковая армия Рыбалко слишком оторвалась от Львова. Ему не терпелось приблизить сроки освобождения последнего крупного областного центра Украины, характер сложного маневра его интересовал мало.

Сталин сразу же позвонил Жукову:

– Армия Рыбалко отвлеклась от участия в наступлении на Львов и может затянуть дело. Вы с Коневым стремитесь захватить раньше Вислу. Она от нас никуда не уйдет. Кончайте скорей дело со Львовом.

«Мне ничего не оставалось делать, – вспоминал Г. К. Жуков, – как доложить Верховному о том, что Львов будет занят раньше, чем войска выйдут на Вислу. И. С. Конева я не стал расстраивать подробностями этого разговора».

Для Сталина главное было – штурмом взять город. Снова он проявил непонимание характера современных операций лак операции маневренных. Хотя обход, охват, использование танковых корпусов и конно-механизированных групп не для прогрызания вражеской обороны, а для дерзких выходов на тылы противника есть суть полководческого мастерства в современных маневренных операциях, которым командующие фронтами и армиями в этот период вполне овладели. Они умели разумно рисковать и ставить противника в самое невыгодное положение, побеждать не лобовыми атаками, а с помощью маневра.

Конев охватывал Львов двумя танковыми армиями, но он, верный своим принципам, не ставил задачу плотно окружить сильно укрепленный город, а затем уничтожить противника на его улицах. Нет, он считал, что такой метод мог привести к затяжным боям и разрушению древнего и прекрасного города с его величественными зданиями, старинными храмами и дворцами. Кроме того, бои на улицах скуют надолго подвижные силы фронта, и противник сможет организовать прочную оборону на реках Сан и Висла. Нет, этого допустить нельзя. Львов надо взять при помощи глубокого обхода и охвата, не тратя больших сил. Конечно, приказ Сталина усложнил дело, но Конев решил, не прерывая наступления в сторону Вислы, повернуть часть танковых сил армии Рыбалко.

Рыбалко блестяще осуществил стопятидесятикилометровый марш-маневр и выполнил сложную задачу танковые корпуса обошли лесной район и двинулись на Львов с запада.

Танковая армия Лелюшенко подходила к городу с юга. С северо-востока наступала армия генерала Курочкина. Таким образом, шло концентрическое давление на Львов. У гитлеровцев оставался лишь один путь от хода – на юго-запад. Как и рассчитывал Конев, командование противника, опасаясь окружения, начало отводить свои войска именно этим путем.

И все же нетерпение, которое проявил Сталин, требуя быстрее взять город, не позволило совсем избежать уличных боев. Но утром 27 июля ударом с трех сторон город был освобожден. Над зданием ратуши взвился Красный флаг.

Танковые корпуса Рыбалко, продвигавшиеся на запад, при содействии танкистов Катукова в эти же дни освободили старинную крепость Перемышль, находящуюся много западнее Львова

Ставка была удовлетворена. Хрущев позвонил Коневу, поздравил его с успехом и попросил выступить во Львове на митинге в честь освобождения. Командующий был очень занят: на правом фланге фронта наметился крупный успех, танкисты стремительно шли к Висле, и он хотел быть у Катукова, но все же согласие дал и поехал во Львов.

Разгром германских войск в районе Брод и Львова, освобождение таких важных опорных пунктов вражеской обороны, как Рава-Русская, Перемышль, Владимир-Волынский привело к тому, что группа армий «Северная Украина» оказалась расколотой на две части. Одна часть откатывалась к Висле, а другая отходила к Карпатам. Причем, разрыв между этими частями превышал сто километров.

Конев понимал, что теперь надо воспользоваться этим успехом и скорее двинуть танки фронта к Висле, в район Сандомира.

В Львовско-Сандомирской операции не только танковые армии и конно-механизированные группы, но и общевойсковые армии совершали сложные маневренные действия. Оперативные задачи решались на разных направлениях фронта и не последовательно, а одновременно, что путало карты штабов противника.

1-й Украинский фронт действовал теперь уже не на территории Украины, она была полностью освобождена, а в Польше. И ежедневно маршалу докладывали о встречах на польской земле воинов Красной Армии с жителями городов и сел, о стихийно возникавших митингах. «Красная Армия не ставит себе задачу, – говорилось в обращении к польскому народу военного совета фронта, – присоединить к Советскому Союзу какую-либо часть польской земли или вводить в Польше свои советские порядки... Наступил исторический час, когда польский народ берет в свои собственные руки решение своей судьбы».

Танковые и общевойсковые армии в предельно короткие сроки достигли берега Вислы и захватили с ходу плацдарм на западном берегу.

Конев понимал, что противник теперь обязательно перебросит в этот район резервы и будет стремиться опрокинуть советские войска с плацдармов и отсечь танковые корпуса от Вислы. Ведь это прямой путь в глубину Польши и в пределы Германии. И он решил перебросить сюда из своего резерва армию Жадова, которая не принимала до сей поры участия в боях. Совсем не просто командующему в период наступления было сохранять в неприкосновенности целую армию. Много раз в штабе фронта, особенно когда создавались трудные ситуации, ему предлагали выдвинуть и эту армию, но Конев выдерживал характер:

– Еще не время. Мы ее введем в дело тогда, когда без нее будет не обойтись.

И вот это время пришло.

Свежая армия придала плацдарму устойчивость, и теперь на левом берегу славной польской реки находились три общевойсковые и две танковые армии.

Возник вопрос о строительстве мостов через Вислу, без которых невозможно нормально обеспечивать всем необходимым такое количество войск. Маршал в своих мемуарах «Записки командующего фронтом» писал, что в сооружении мостов огромную помощь оказывало местное население.

Был такой характерный случай.

Военный инженер Ключников получил задание найти наиболее удобное место для моста. Он подъехал к реке и вместе с саперами осматривал берег.

Какой-то человек в гражданской одежде подошел к офицеру и спросил:

– Цо пан шука?

– Ищем удобное место для переправы, – ответил Ключников.

– Дороги пане офицеже, – сказал поляк, – трудно было будовать мост от русского сердца до польского сердца, але и он сбудован. А мост за Вислу, проше пана, в наших ренках.

Поляк – а это был местный житель Ян Славинский – взял шест и показал, где еще до войны польские инженеры проложили трассу будущего моста через Вислу.

Вскоре по новому мосту уже переправлялись главные силы фронта. Вздымая черные дымы и натужно ревя, танки взбирались на деревянный мост. В утренней дымке хорошо были видны каменные дома и большой костел с остроконечной колокольней на западном берегу Вислы.

В небе барражировали истребители.

– Через три часа все корпуса будут там, – произнес Рыбалко и махнул рукой в сторону городка.

– Нам здесь трудненько придется. Плацдарм нацелен на Силезский бассейн, – ответил Конев, – это они хорошо понимают и постараются нас отсюда столкнуть.

– Ну, теперь это им не удастся.

Итогами Львовско-Сандомирской операции маршал мог быть доволен. Сокрушена группа армий «Северная Украина», более половины ее дивизий разгромлены, восемь просто уничтожены. На всех этапах операции противнику, а он был силен, искусен и опытен, ни разу не удалось разрушить замыслы командования.

«Надо отметить исключительную смелость, инициативность и хорошую слаженность взаимодействия всех родов войск 1-го Украинского фронта при форсировании такой сложной и многоводной реки, как Висла, писал в своих мемуарах строгий в оценках маршал Жуков. – Войска маршала И. С. Конева твердо встал на сандомирском плацдарме».

Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, разбирая итоги стратегических операций сорок четвертого года, отмечал: «Отличительной особенностью руководимых маршалом Коневым фронтовых объединений (имеются в виду 1-й и 2-й Украинские фронты) было то, что они включали обычно две-три танковые армии, несколько танковых, механизированных и кавалерийских корпусов. Полководец, правильно понимая роль подвижных войск, должен был гибко использовать их маневренные возможности и большую ударную силу. Факты истории Великой Отечественной войны убеждают, что Иван Степанович умело и изобретательно использовал эти свойства бронетанковых войск». И далее: «В большинстве наступательных операций, осуществленных под руководством И. С. Конева, основные принципы советского военного искусства были применены не только мастерски, но и оригинально, по-новаторски. Поражают всесторонность учета конкретной обстановки, искусство определить наиболее уязвимые места противника и выбирать самые результативные направления главных ударов, умение придавать этим ударам действительно таранную пробивную мощь и быстро развивать успех в глубину и на фланги, Я не говорю уже o том, что Иван Степанович был признанным мастером организации взаимодействия родов войск».

Да, это и есть зрелость полководца. И хотя, конечно, именно на полях Великой Отечественной он выдерживал главный экзамен своей большой, насыщенной событиями жизни, но начинался путь к зрелости так…