74 / 196
хах аж в 30-й век с надеждой на победу атеизма в мировом
масштабе.
И удивительно: сия верноподданая публика и в России,
и за ее пределами числилась чуть ли не в бунтарях и стра
дальцах!
И совсем кощунственно числилась в настоящих поэтах,
имея к поэзии весьма далекое отношение.
Очень точно и остроумно их охарактеризовал Иосиф
Бродский, когда в каком-то интервью у него спросили об
отношении к стихотворчеству Евтушенко: “Это человек
другой профессии! “ — Но Евтушенко выступает против
колхозов!.. — попытался кто-то защитить всепогодного
рифмоплета. — В таком случае — я за колхозы! — ответ
ствовал Бродский.
А Рубцов этой бесовской порой не внимал “призывам
и звонам из кремлевских ворот”, а смело и спокойно читал
на всех своих выступлениях:
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей,
—
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, все понимая, без грусти дойду до могилы...
Отчизна и воля
—
останься, мое Божество!
ЛЕВ КОТЮКОВ
73