Неожиданно с отчетливой ясностью вздыбилось в памяти:
и нож, ползущий к щеколде, и немая тень, скользящая по сте
не, и свист над ухом, и адова боль в затылке...
«Его скородие должон причалить к двум часам». Трудя па
мять, слуга прикинул далее: он забежал в дом убрать щи с
плиты, часы находили одиннадцать. Получалось, ныне две
надцать или около того... Но его смущало то, что он не ведал,
сколько времени пролежал в беспамятстве. В груди защеми
ло при мысли, что капитан, как знать, уже на подходе...
Палыч натужился вскинуть голову, но охнул от злолютой
боли и вновь уронил ее на ковер. Чудилось, что ему выдрали на
затылке клок волос с мясом и сквозь дыру кто-то невидимый и
злой втыкает раскаленный шип. «Слава Богу, что хоть дом
пуст... Сгинули, лихоимцы, —денщик вновь закряхтел и стал
подыматься. —Бес ведает, сколь их тутось шастало, поганых...»
И вдруг он услыхал их. Крыльцо задрожало. Хлобыстнула
входная дверь. Башмаки громко и вразнобой застучали по
половицам.
— Пырька, ну, сучий потрох?! —рявкнул кто-то в сенях и
харкнул на пол.
— Нетути ни черта, Мамон! Все поленницы развалили...
Амбары обшарили —хрен там ночевал!
— Тьфу, мать твою... Чтоб ему на сохе поторчать! Куды он
его схоронил? —остервенился Мамон. —Да не стойте телка
ми, потрошите нору! Вынюхивайте по углам, мать вашу...
С замиранием сердца Палыч слышал, как дом задрожал,
заходил ходуном от топота. Каблуки гремели булыгой в его
разбитой голове. Затем из кабинета донесся хриплый крик:
— Пусто, Мамон! Он, поди, ждал, старый лешак, вот и су
нул под гузно. Можа, надоумил его хто? Ищи-свищи тапери-
ча енту грамоту!
— Заткнись! Ищите, псы, должон быть пакет! —вновь об
жег властный голос. —Без пакета нам и гроша ломаного не
кинут.
Угроза главаря подействовала, как хлыст на кобылу. Две
ри и мебеля —вдрызг. Перетрясли все книги, обшарили чер
дак и погреба, вспороли перину и подушки. Но все попусту.
Пакет точно в воду канул.
150
