— Проклятие! —Его едва не вывернуло наизнанку, адский
кашель раздирал на куски, сотрясал нутро. Он зажал рот пер
чаткой, ухитрился перехватить свободной рукой сук потол
ще, как неожиданно каблук подвернулся, и, испуганно закри
чав, капитан сорвался вниз.
Он упал на бок, широко разбросав ноги. На какой-то миг
все заволокло туманом. Удар встряхнул так, что голова пока
залась горшком битого стекла. В следующий момент Преоб
раженский увидел плавно, по-сказочному дивно сыпавшиеся
на него свекольно-красные хлопья, а чуть позже окунулся в
бездонную темень.
Андрей не слышал, как стонал, кликал в беспамятстве ма
меньку; не зрел, как с другой стороны сада Палыч и сыновья
купца Красноперова, рослые, кровь с молоком недоросли то-
ропыо бежали к нему; не почувствовал, как они подняли его
и в обход, спотыкаясь о выбоины, снесли на Купеческую, где
устроили на телегу.
Он ощутил себя живым и страдающим от скомящей боли в
спине. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, при
слушиваясь к топоту и крикам людей, к визгу собак и прочему
шуму, словно вспоминая, что же стряслось. Через силу капитан
дотянулся рукой до груди; лицо озарила улыбка —пакет был на
месте. Это ободрило его; Преображенский приоткрыл веки.
Во рту стойко держался привкус пепла. Под боком хлопо
тал Палыч, подкладывая под затылок своего господина свер
нутый кожан, укрывал с бережью офицерским плащом и
крепко серчал:
— Сучковато вышло, барин... виноват, вашескородие-с, как
есть кругом виноват! Ни кола ни двора —по миру пустил вас,
Андрей Сергеич... Ох ты, мать честная, прощения мне, глупо-
дурому, нетути... Вот ведь она, жисть! Вилючая кака! Хто б ве
дал, барин?.. Вы б о себе, батюшка, ну-с, хоть бы саму малость
беспокойство устраивали... Бацнулись-то оземь как! Страсть
одна, сгинуть могли!!! Сердце у меня едва не разбилось... Бла
го, обошлось. Слава Спасу нашему! А ужо вослучись тако, ю т
те крест, барин, удавился бы я, как пить дать.
Денщик монотонно охал и сетовал на судьбу; вокруг теня
ми сновали люди, стреляли мушкетами лопающиеся бревна,
мужики отборные матюки гнули так, что уши сворачивались,
но для Андрея Сергеевича ничего не существовало.
167
