ехал ко мне какой-то чиновник с переводчиком курильского
языка. Людей у них было гораздо более, нежели на моей
шлюпке, но как мы все были хорошо вооружены, то я не
имел причины их бояться.
Разговор они начали извинением, что палили в меня,
когда я ехал на берег, поставляя сему причиной недо
верчивость их к нам, происшедшую от поступков двух рус
ских судов, нападавших на них за несколько лет перед сим:
с этих судов люди сначала также съезжали на берег под пред
логом надобности в воде и дровах. Но теперь, увидев на са
мом деле, сколь поступки наши отличны от поведения тех,
которые приезжали на прежних судах, они более не имеют в
нас никакого сомнения и готовы оказать нам всякое завися
щее от них пособие.
Я велел нашему переводчику Алексею объявить им, что
прежние суда были торговые, нападали на них без воли
правительства, за что начальники оных наказаны.
Они отвечали, что всему этому верят и очень рады
слышать о добром к себе расположении русских.
На вопрос мой, довольны ли они оставленной платой за
вещи, взятые у них в рыбацком селении, они сказали, что
все взятое нами они почитают безделицей, и думают, что мы
оставили за то более, нежели надобно; притом уверили, что
начальник их готов снабдить нас всем, что у них есть. При
сем случае они спросили у меня, что нам еще нужно. Я по
просил у них десять мешков пшена, несколько свежей рыбы
и зелени и предлагал за плату пиастры, сколько им самим
угодно будет назначить. Они просили меня ехать на берег,
чтоб переговорить с самим начальником города, но я на сей
случай отказался, обещаясь приехать на другой день, когда
шлюп будет ближе к крепости. По обещанию, данному пар
ламентеру Кузьме, я привез с собою табаку, но курильцы не
смели принять оного без позволения японского чиновника,
а он на это не соглашался.
Я желал было поговорить с японцами поболее, но Алексей
мой, нашед на лодке гребцами своих приятелей, почти бес[
2 2 7
]
