ваемый оягода*, и с ним еще два офицера. При них было двое
простых японцев и более десяти человек курильцев. Все япон
цы, как чиновники, так и рядовые, были в богатом шелковом
платье и в латах с ног до головы и имели при себе по сабле
и по кинжалу за поясом, а курильцы были без всякого оружия.
У меня же была наружу одна сабля, а шести пистолетов, разло
женных за пазухой и по карманам, они видеть не могли.
Оягода принял меня очень учтиво и ласково и просил по
дождать на берегу начальника крепости, который скоро вый
дет. Я его тотчас спросил, что бы значило то, что они положи
ли все оставленные нами вещи в кадку и выставили на воду.
—С тем чтобы возвратить вам, —сказал он, —ибо мы дума
ли, что вы не хотите более вступать с нами ни в какие пере
говоры, а до окончания их мы ничего принять не можем.
Я тотчас вспомнил описание посольства Лаксмана, где
упоминается, что японцы до окончания веденных им перего
воров никаких подарков принимать не хотели, а после бра
ли все, что он им давал; почему с сей стороны я совершенно
успокоился.
Вскоре и начальник появился в полном вооружении, в со
провождении двух человек, также вооруженных; один из
них нес предлинное копье, а другой его шапку или шлем, по
хожий на наш венец, при бракосочетаниях употребляемый,
с изображением на нем луны. Ничего не может быть смеш
нее его шествия: потупив глаза в землю и подбоченясь фер
том, едва переступал он, держа ноги одну от другой так дале
ко, как бы между ними была небольшая канавка.
Я ему сделал европейский поклон, на который он мне
отвечал поднятием левой руки ко лбу и наклоном головы и
всего тела вперед, а потом начался у нас разговор. Я извинял
ся, что крайняя нужда заставила нас причинить им столь мно
го беспокойства, а он жалел, что по незнанию настоящей це
ли нашего прихода принуждены они были в нас палить, и
спрашивал, зачем, при входе нашем в гавань, не послали мы
* Звание, соответствующее нашему исправнику180.
[
229
]
