нас из крепости в поле и потом в лес. Мы были связаны таким
образом, что десятилетний мальчик мог безопасно вести
всех нас, однако ж японцы не так думали: каждого из нас за
веревку держал работник, а подле боку шел вооруженный
солдат, и вели нас одного за другим в некотором расстоянии.
Поднявшись на высокое место, увидели мы наш шлюп
под парусами. Вид сей поразил мое сердце; но когда Хлебни
ков, шедший за мною, сказал мне: «Василий Михайлович!
Взгляните в последний раз на «Диану»!», яд разлился по всем
моим жилам. «Боже мой, —думал я, —что значат эти слова?
Взгляните в последний раз на Россию; взгляните в послед
ний раз на Европу! Так. Мы теперь люди другого света. Не
мы умерли, но для нас все умерло. Никогда ничего не услы
шим, никогда ничего не узнаем, что делается в нашем отече
стве, что делается в Европе и во всем мире». Мысли эти тер
зали дух мой ужасным образом.
Пройдя версты две от крепости, услышали мы пушечную
пальбу. Наши выстрелы мы удобно отличали от крепостных
по звуку. Судя по многолюдству японского гарнизона и по
толстоте земляного вала, каким обведена крепость, нельзя
было ожидать никакого успеха. Мы страшились, чтобы шлюп
не загорелся или не стал на мель и через то со всем своим эки
пажем не попался в руки к японцам. В таком случае горестная
наша участь никогда не была бы известна в России.
Более всего я опасался, чтобы дружба ко мне Рикорда и
других оставшихся на шлюпе офицеров не заставила их, пре
небрегая правилами благоразумия, высадить людей на берег
в намерении завладеть крепостью, на что они могли поку
ситься, не зная многолюдства японцев, собранных для обо
роны оной. У нас же оставалось всего офицеров, нижних чи
нов и со слугами пятьдесят один человек. Мысль эта мучила
меня до чрезвычайности, тем более что мы никогда не мог
ли надеяться узнать об участи «Дианы», полагая, что японцы
нам не откроют, что бы с нею ни случилось.
Я был так туго связан, особенно около шеи, что, пройдя
шесть или семь верст, стал задыхаться. Товарищи мои мне ска[
2 3 9
]
