Предисловие

Глава 1. Корни
Глава 2. Выбор пути
Глава 3. Пора надежд и свершений
Глава 4. Признание
Глава 5. Истоки творчества
Глава 6. Лад
Глава 7. 
Хроника крестьянских бед
Глава 8. Единомышленники
Глава 9. Горький вкус власти
Глава 10. Зов Мельпомены
Глава 11. Городские проблемы
Глава 12. Белов - публицист
Глава 13. В поисках истины

Основные даты жизни
и творчества В.И. Белова

Список правительственных наград, почетных званий и литературных премий В.И. Белова

Фото

Глава 7

ХРОНИКА КРЕСТЬЯНСКИХ БЕД

Роман «Кануны» с подзаголовком - хроника конца 20-х годов первоначально был напечатан в урезанном виде в четвертом-пятом номерах журнала «Север» за 1972 год. Происходит примерно то же самое, что и с повестью «Привычное дело». Цензура хватается за голову, читатели встают в очередь в книжные магазины.
Психологически Белов давно был готов к написанию такой полномасштабной картины северной деревенской жизни конца двадцатых - начала тридцатых годов. Уже изданные рассказы и повести по сходной тематике содержали в перспективе многочисленные образы коренных деревенских жителей. Образы эти были настолько живыми, колоритными, что требовали своего воплощения в крупной форме, крупным планом на фоне событий, предшествующих великому перелому в сельском хозяйстве, который, как известно, привел, в конце концов, к планомерному физическому и нравственному уничтожению деревни, по-существу, насильственным путем.
Сразу же после публикации первой части романа писатель стал получать сотни писем читателей, крестьян, восторженно принявших «Кануны», подтверждающих правдивость изображенных в нем событий и лиц. В романе описывалась не просто жизнь крестьян, но дается, как писал Ю.Селезнев, образ «крестьянской вселенной». Селезнев часто сравнивает Белова с Гоголем, сопоставляя сцены из этого романа со сценами из «Вечеров» и «Миргорода», делая вывод, что строй народноэпической речи у этих писателей очень схож.
Важнейшей особенностью романа-хроники является то, что написан он был как бы от имени самих крестьян, так, как они видели и понимали свою жизнь, как боролись за свое существование, как свято верили советской власти, хотя и жили все еще бедно, рассчитывая лишь на свои силы да на землю-кормилицу. Правда, советская власть одной рукой давала землю, свободу, другой - потихоньку душила, заставляя платить непомерные налоги, отдавать последние силы общему хозяйству, а потом ввела коллективизацию и занялась раскулачиванием. Да и представитель советской власти Игнаха Сопронов не очень-то прибавлял ей авторитета.
Вторая часть романа заканчивается схваткой главных героев - Павла Рогова с Сопроновым, едва не закончившейся смертью одного из них.
Созданию романа предшествовала долгая и кропотливая работа в архивах, с исторической литературой, газетами тех лет, встречами и беседами с крестьянами, изучением произведений современных писателей по данной тематике, обработке материала и, наконец, воплощению его в едином законченном виде. Потребовалось соединение замысла с художественным изображением образов на фоне реальных, почти документальных исторических событий. Причем, это был не чисто исторический роман, как например, романы Балашова, Личутина, а роман - эпопея, более того, роман - хроника крестьянской жизни. Поэтому и вышло из-под пера вологодского писателя произведение необычное, на другие непохожее, поражающее свежестью восприятия событий пятидесятилетней давности, реалистичностью персонажей, глубоким знанием языка различных групп населения и устройства народной крестьянской жизни до ее глубинных корней, мельчайших деталей быта и взаимоотношений героев.
Полемика вокруг очередного произведения Белова развернулась небывалая. Не было недостатка и в злопыхателях.
Еще до публикации романа, прочитав его рукопись, А.Романов был буквально потрясен новым творением своего друга. Оценка романа с его стороны была однозначной - это замечательная, мощная книга, которая проживет века. «Кануны» - это такое художественное и философское постижение судьбы русского народа, - писал Романов, -что трагизм истин, раскрытых писателем, остерегающе поучителен и для всего человечества. Это, может быть, самый могучий роман на исходе двадцатого века. В нем ничего не выдумано, но «немота архивов и следы воспоминаний ожили с такой художественной силой, что потрясают нас».
В ходе работы над романом, после того, как в одном из своих выступлений Белов заявил о своем намерении написать о жизни крестьян, коллективизации и раскулачивании крупную вещь, ему стали приходить сотни писем, рассказывающих о подлинной истории этих событий, пережитых советским народом на большей части территории страны. Эти письма заставляли писателя задуматься об изображении целого исторического периода, связанного с разрушением крестьянского лада, разрушением основ крестьянской жизни, переосмыслить некоторые свои выводы и наблюдения.
Последующие части трилогии «Год великого перелома» и «Час шестый» были как бы запрограммированы, и без их создания мир крестьянской вселенной в те годы был бы показан далеко не полностью, однобоко, без логического завершения произошедших в романе событий. Сказав «а», нужно было говорить и «б», не останавливаясь на половине пути, что Белов и сделал, завершив свой многолетний труд, который был полностью опубликован только в 2002 году.
Вся человеческая боль, неисчислимые беды, равнозначные бедам от «белого» и «красного» террора, от культа личности, выливалась в письмах людей. Крестьянский ГУЛАГ, описанный В.И.Беловым, был не менее страшным, чем ГУЛАГ, описанный А.И.Солженицыным.
Как и почему все произошло? Как все начиналось?
Вот, например, история семьи Киселевых из Свердловска, изложенная в письме Белову. Их дедушка и бабушка росли в помещичьей усадьбе в семье дворников, не имеющих своих детей. Поженились. Построили домик, за землю платили помещику арендную плату. У них родилось пятеро детей. Затем семья переехала в Сибирь. Обзавелись лошадью, коровой. Дед пахал, сеял. Построили свою избу. Поголовье скота увеличилось вдвое. 1922 год был неурожайным. В 1924 - урожай был хорошим. Построили еще один дом, амбар, дворы для скота. В 1928 году отец купил хлебоуборочную машину «Коммунар» в рассрочку на два года. Семья жила зажиточно и счастливо.
Потом началось то, чего никто не ожидал, в 1930 году отца лишили голоса, превратив в кулака. Автора письма Евгения Киселева заставили на своих лошадях везти партию «лишенных» в Нарым, в тайгу, в сопровождении милиционеров. Когда через месяц вернулся назад, семью из дома уже выселили. В 1932 году семью выслали в тот же Нарым. Отец умер от голода. Семья жила в избушке, вкопанной в землю, размером 3x3 метра - девять человек...
Так людей отрывали от земли, рушили семьи, вынуждая ненавидеть советскую власть. Из этого письма хорошо виден и понятен весь механизм разрушения крестьянской жизни, который работал, как заведенный, несколько лет подряд, перемалывая судьбы крестьян.
Многочисленные письма-свидетельства, рассказывающие о варварском раскулачивании, «раскрестьянивании» сельских жителей-труженников подтверждали исторически и документально верное изображение жизни героев романа Белова, не говоря уже об официальных архивных документах, партийных и иных циркулярах, которые он решил использовать в качестве иллюстрации реальных действий тогдашних властей.
Люди, пережившие эти события, испытав их на собственной шкуре, в годы перестройки, всеобщей гласности и демократии, уже не боялись писать правду. Они писали Белову о том, что раскулачивали тех, кто вовсе не подлежал раскулачиванию, кто никакими кулаками не были. Торжествовало полное беззаконие. Крестьян выгоняли из домов, отбирали все имущество, реквизировали скот. Умирали старики и дети. Взрослых высылали на принудительные работы. Перед тем, как разлучить членов семьи, сгоняли женщин с детьми в экспроприированные церкви, морили голодом и холодом. А ведь это были простые крестьяне, не политики, не революционеры, не преступники, не террористы, а труженики, невинные жертвы - писала дочь «кулака» из Ставрополя. Семьи кулаков были вывезены в лес на вымирание. У нас в течение трех месяцев умерли родители и брат. «Многие дети погибли в лесах от зверя, от голода и от людоедов...». Участник Великой Отечественной войны, не называя своей фамилии, все еще опасаясь за благополучие детей и внуков, пишет о том, что из их села выселили десять обычных крестьянских семей. Многие погибли. Жили в лесу, у Гнилого болота, почти под открытым небом. Умирало до 150 человек в день. О, бедная, многострадальная Русь!

Терпела ты, страдала, добрая,
От озверевшего хамья.
Телами павшими удобрили
Твою землицу сыновья.
И, как порубленные головы,
Твои златые купола
Слетали с храмов... Словно олово
Слеза народная текла.
Ох, сколько было перемолото
Счастливых судеб в жерновах!
Вбивались в мозг тяжелым молотом
Любимой партии слова...

За годы раскулачивания, «перелома», культа личности народ был настолько морально унижен и растоптан, что не смел ничего говорить против государства и его представителей.

Нам затыкали рот всегда правители.
Боялись правду мы в глаза сказать,
И только исповедь в святой обители
Могла с души тяжелый камень снять.
Боялись мы ЧК, меча и голода,
Шпану, начальство, повышенья цен
Боялись пуще призраков и холода
И стали боязливее гиен.
Боялись и боимся слово дерзкое
Нахалу и начальнику сказать.
И эта трусость вечная и мерзкая
Нас продолжает жечь и угнетать.

Эфемерная демократия, свобода слова - всего лишь игра правителей с народом в кошки-мышки. Декларируемые свобода и гласность в один миг могут смениться цензурой и ссылкой в Нарым.
Раскулаченные дети собирали милостыню. Их разлучали с родителями, отправляли в детские дома, не принимали в школы, не пускали в кино, на детские праздники, и потом еще долгие годы «клеймо» кулака напоминало о себе, разъедая душу и судьбу человека. До сих пор разлученные члены семей разыскивают друг друга через телепрограмму «Жди меня».
Бессердечие, бездушие уполномоченных переходило все мыслимые и немыслимые границы. Когда выгоняли из дома мать с детьми, и она спросила, что же ей с ними делать, уполномоченные ответили: «Иди и утопи их в проруби». Честно говоря, от таких слов становится не по себе, и даже фашистские издевательства меркнут, когда речь идет об издевательствах русских над русскими.
Все это Белов должен был заложить в свои романы, причем не просто передать информацию, а изложить ее художественно так, чтобы люди плакали горькими слезами.
Много писем было и из самой Вологодской области. Лишали прав и тех, кого признавали кулаками, и тех, кто не хотел идти в колхоз. За неуплату налогов забирали все имущество, реквизировали дома, даже в бане не разрешали селиться семьям с детьми без всяких средств существования. Особым гонениям подвергалась попутно и церковь. Храмы разрушали. Их занимали под различные склады. Имущество церквей зачастую просто разграбляли. Даже кладбища равняли с землей, чтобы раскулаченные не могли ходить на могилы погибших родственников, то есть разрушались все родственные связи, стиралась память о предках.
Петр Погодин из Московской области рассказывает историю своей семьи. 1933 год. Ему 7 лет. Гробик брата стоит на столе. Сестрички-двойняшки умерли еще раньше. От тифа в возрасте 27 лет умерла мать. Отец попал под чистку в партии. После войны крестьянство до середины пятидесятых было обложено налогами. С конца шестидесятых началась вакханалия уничтожения сел и деревень. Ликвидировалось коневодство.
Раскулаченных привозили в Вологду из других, весьма отдаленных больших и малых городов СССР. Здесь они жили в бараках, заброшенных церквах. Дети побирались, выкапывали картошку, собирали грибы и ягоды.
Спецпереселенцы поступали в Вологодскую, Архангельскую и соседние области с Украины, Поволжья, Татарии, Средней Азии. Они бежали с мест поселения, заходя в деревни за пищей. По дороге многие умирали вместе с детьми.
Предвестниками культа личности были явления морального разложения и социальной деградации в деревне, когда люди после роспуска коммун, по ночам ходили подслушивать разговоры в избах, а днем избегали общения друг с другом. В соседях стали видеть врагов. Перестали встречаться отец с сыном, брат с братом. Массированная пропаганда настолько гипнотизировала людей, что они сами не понимали, что делали, на какие подлости шли. По радио только и было слышно: идет классовая борьба, кулаки мешают росту колхозов. Крестьяне стали покидать деревни, оставляя бесхозными дома и имущество.
Спецпереселенцы пытались спасти свое положение, посылая письма Председателю ЦИК СССР М.И.Калинину, не зная о том, что он также санкционировал массовые репрессии 30 - 40-х годов.
«Многоуважаемый Всероссийский староста, Михаил Иванович Калинин! Мы украинцы-переселенцы живем в Вологде. Жизнь наша очень тяжелая - мы живем врозь от своих мужей... они находятся где-то на лесных работах, а мы женщины, старики и маленькие ребята, томимся в церквах.
Нас было помещено в каждую церковь до 2000 человек, где были устроены нары до трех этажей, так что получалось сильное воспарение. Мы все остались больные от такого воздуха и сквозняка, а дети до 14 лет падали как мухи и медицинской помощи не было для такого количества больных.
За полтора месяца на вологодском кладбище схоронили до 3000 детей, а теперь нас переселили из Вологды в бараки на ст. Харовская Северной железной дороги в разъезде 573 км.
Михаил Иванович! Если бы вы посмотрели жизнь в бараках, вы пришли бы в ужас. В этих бараках прожить два года и ни одного из нас не останется в живых. Бараки построены в лесу, в сыром месте, имеют по четверти метра воды. Мы в ботинках тонем в болоте. Бараки эти построены из тесу и покрыты соломой, так что ветер кругом свистит. Нас в каждый барак заселено до 150 человек.
Из продовольствия ничего не получаем, кроме хлеба 1/4 фунта. Мы взяли с собой продовольствия, но когда увозили, у нас его отобрали в Вологде местные власти, но мы не считаемся с этим, что сало, муку белую отдали, а нам теперь ничего не дают, кроме одного кипятку.
Михаил Иванович! Спасите нас от такого бедствия и от голодной смерти, на что просим обратить внимание. Нас сюда выслали на гибель, а какие мы кулаки, если имели по одной лошадке, по одной корове и по 8 овец. Мы бедняки. Мы для государства были безвредны, а работали и народ кормили чем могли и теперь сами гибнем. Умерло нас больше 3000 человек, исключительно те, которые жили в церквах в Вологде. Просим разобраться в нашем несчастье и спасти нашу жизнь. Ждем скорее вашего пересмотра и возвращения нас на родину.
Спасите нас от голодной смерти!
Мы, переселенцы, находимся в настоящий момент под легкой стражей на ст. Лежа, Семигородной и Харовской до 50000 человек.
Михаил Иванович! Разберитесь в этом письме и удовлетворите нашу просьбу. Ждем ответа».
Бедные, наивные люди! Вряд ли эти письма вообще доходили до «защитника народа», потому что писем таких было тысячи, к тому же сам он сильно побаивался «хозяина».
В моей родной Архангельской области спецпереселенцев также побывало много. Их письма невозможно читать без слез и горькой думы о том, кто же все это придумал и сотворил, и наказал ли его Бог за это? Впрочем, за всю историю СССР, России ни один из руководителей страны не был никогда наказан судом человеческим за истребление своего народа, за беды, посылаемые на его голову. Мне приходилось бывать на кладбище с покосившимися крестами и полуразрушенными могилами в городе Котласе, в районе поселка Макариха. Оттуда письма и прошения также направлялись Калинину. Время отправки 1930 год.
«Прошение».
Переселенцев Северодвинского округа, Котласского района, от массы народа лагеря Макариха.
Мы просим вас разобрать наши дела, за какую беду нас здесь мучат и издеваются над нами? За то, что мы хлеба помногу засевали и государству пользу приносили, а теперь негодны стали.
Если мы негодны, то, пожалуйста, просим вас выслать нас за границу, чем здесь нам грозят голодом, и каждый день револьвер к груди приставят и расстрелять грозят. Одну женщину закололи штыком и двух мужчин расстреляли, а тысячу шестьсот в землю зарыли за какие-нибудь полтора месяца.
Если мы враги вам, то лучше постреляйте нас, но не мучайте. Это не свободная Россия, а это настоящее рабство и издевательство над народом, над своими товарищами и хлеборобами и трудящимися.
Бараки наши ломаются, живем в большой опасности. Народ мрет, оттаскиваем по тридцать гробов в день.
Наш адрес: город Котлас, Северодвинского округа, лагерь переселенцев, Макариха, барак 45. И.В.Крыленко!».
Еще один отрывок из письма Калинину.
«...грудных детей и беременных женщин отправляли в ужасные морозы. Ехали они в телячьих вагонах друг на друге и тут же женщины рожали своих детей, потом выкидывали из вагонов, как собак...». Видимо, последнее происходило из-за невозможности выходить ребенка.
Уважаемый читатель! Представь себе на минуту такой товарный вагон, набитый женщинами-матерями, как скотом. Плач, горе, муки, роды, холод, голод... А после всего этого - барак из жердей, кое-как замазанный глиной и прикрытый соломой. Крестьян, не совершивших никакого преступления, содержали в лагерях переселенцев хуже уголовников!
Здесь мне хотелось бы процитировать стихотворение вологодского поэта Василия Мишенева.
     
Вырывали крестьянские корни,
Отбирали скотину и дом,
Становился дорогою торной
Путь на север под снегом, дождем...
Там в тесовом застывшем бараке,
Где лишь смерть - всем вопросам ответ,
На завшивленных нарах во мраке
Замерзал работящий мой дед!
Кто посеял зловещую силу?
В чем вина их, погибших вдали?
Подрубали под корень Россию,
Хлеборобов сгоняли с земли!
Как простить нам? И кто теперь вспомнит,
Где могильные эти кресты?
Мы - без веры шагнувшие в полдень,
Мы - стволов обгоревших ростки...
     
Все эти явления на фоне массового уничтожения деревни и намеревался осветить Белов в своих романах. Для этого действительно нужно было иметь гражданское мужество, смелость и силу воли.
Политическая подкладка событий тех лет полностью начинает проясняться только сейчас, да и то не во всех деталях, хотя с многих архивных документов снят гриф секретности.
Любопытно то, что зарубежные историки рассматривают русскую историю куда более объективно и подробно, чем российские. Так Джузеппе Доффи в книге «История Советского Союза» дал такую интерпретацию аграрной революции в России.
В 1926 году Россия являлась в основном страной аграрной, так как деревенское население составляло 82%. До 1924 года около половины хозяйств пахали вручную. В 1928-1929 г.г. большинство крестьян были бедняками. За коллективизацию высказывались бедные крестьяне, против - кулаки и церковь. Середняки колебались.
Началось массовое раскулачивание. Среди областей развернулось соревнование - кто «наколлективизирует» больше? Начался забой скота, по селам начали гулять пожары. Иностранный историк отметил, что нарисовать точную картину того, что происходило в русской деревне зимой 1929-1930 г.г. по сей день не представляется возможным. В этом он ошибался, так как такую картину нарисовал Василий Белов из Вологды, о котором он, вероятно, не слышал. И еще был один смелый писатель - М.Шолохов. Он отважился написать Сталину письмо о том, что жертвами раскулачивания стали десятки тысяч колхозников.
Прозорливость иностранцев в части изучения русской коллективизации изумляет, настолько серьезно они «вникали» в «наши дела», включая секретные данные карательных органов МВД и КГБ.
В 1994 году в США была опубликована книга «Сталинские крестьяне». В России она появилась только в 2001 году. В этой монографии отмечается, что зимнюю кампанию 1929 - 1930-х годов по проведению сплошной коллективизации сельского хозяйства в России колхозники не одобрили и не приняли до конца, так как она проводилась, во-первых, сверху, а во-вторых, пришлыми людьми из города. Сама стратегия коллективизации уже включала в себя насильственные меры. Коллективизация схематично состояла в том, что у крестьян почти насильственно забирали скот и инвентарь, объявляя его колхозной собственностью. Относились к коровам в колхозном стаде по-колхозному, то есть кое-как. Это был экономический удар по крестьянству. Убытков никто возмещать не собирался.
Обратили внимание иностранные исследователи и на то, что коллективизация изначально не могла иметь успеха, так как основная часть трудоспособных мужчин и почти вся молодежь устремились на заработки в город из-за страха репрессий.
Суммируя сказанное, можно констатировать, что аграрная революция «сверху» до добра не довела. В 1932 - 1933 годах начался голод. В то время, когда народ голодал, государство отправило на экспорт один миллион тонн зерна. Крестьяне в России вновь стали крепостными.
По расчетам академика ВАСХНИЛ В.Тихонова было ликвидировано не менее трех миллионов крестьянских хозяйств. Это значит не менее 15 миллионов душ осталось без крова... Около миллиона человек было отправлено в лагеря. В некоторых районах раскулачиванию подверглись десятки тысяч середняков, от 80 до 90% - подкулачников. Страна была не в состоянии сама себя прокормить. Говоря проще, происходило вредительство на государственном уровне в общенациональном масштабе.
Политическое и социальное напряжение, нараставшее с конца 1928 года, достигло своей кульминации в 1930 году. Видимо, поэтому Белов и назвал первый роман «Кануны», второй - «Год великого перелома».
Сотрудник Академии внешней торговли, член ВКП (б), после того, как побывал в сентябре 1931 года в одном из сельских советов Центральной Черноземной области, написал в ЦК партии письмо:
«За два дня своего пребывания я обнаружил следующие факты.
Идет раскулачивание середняков и даже бедняков. В колхозах нет никакой разъяснительной работы, выдача продуктов идет безобразно. Сплошное недовольство колхозников. Пьянство работников сельского Совета. Разбазаривание отобранного имущества по рукам работников сельского Совета...».
Зато И.В.Сталин, наверняка зная об ужасных крестьянских бедах, на втором съезде колхозников в феврале 1935 года с пафосом говорил, что 98 % всех обрабатываемых в стране земель уже являются социалистической собственностью.
Не оставил без внимания крестьянскую трагедию и А.Солженицын. В своем ГУЛАГе он довольно резко оценил крестьянскую революцию в России. Он, кстати, тоже говорил о 15 миллионах душ крестьян, оставшихся без крова и средств к существованию. А с чего все началось? - ставил он сакраментальный вопрос самому себе и, надо полагать, другим. С догмы, отвечал он, - что крестьянство есть «мелкая буржуазия». Истребительская крестьянская чума, продолжал он, - подготавливалась еще с ноября 1928 года. Когда ЦК ВКП(б) запретил принимать в колхозы состоятельных мужиков («кулаков») - вот они и отделялись для уничтожения. Главное же совсем не в этом, ни в каком не «раскулачивании», считал Солженицын, а в «насильственном вгоне в колхоз. Это была вторая гражданская война - теперь против крестьян». Это был великий перелом, да только не говорят, чего перелом. Русского хребта. Даже в 1935 году на Пасху ходит по деревне пьяное колхозное начальство и требует деньги на водку. «А не дашь - «раскулачим»! Сошлем! И сошлют».
Трудно не согласиться с писателем. Перелом станового хребта народа надолго обессилил страну, парализовал ее.
С большинством этих материалов, и не только этих, ознакомился Белов при подготовке рукописей трех романов трилогии. Трудность заключалась в том, как их втиснуть в художественное произведение, избежать при этом чистой документалистики и философствующей публицистики. Нужно было дать «живой» материл, показать жизнь так, как она есть, была в то время, а именно в вологодской деревне.
Над трилогией Белов работал в общей сложности около тридцати лет. Это говорит о том, насколько серьезно относился писатель к своей работе над романами, не рассчитывая на быстрый эффект и скороспелое признание.
Название третьей части трилогии «Час шестый» символично. В православном словаре говорится, что «шестой час посвящен воспоминанию о распятии Господа нашего Иисуса Христа». Точно так же распят был в тридцатых годах русский крестьянин, отдавший всю свою жизнь во спасение Руси.
Итак, мрачный исторический фон картины трилогии мы постарались дать достаточно подробно. На этом фоне у Белова есть много светлых пятен, лирических сцен, трогательных эпизодов.
В целом каждый роман трилогии, несмотря на отчаянное положение крестьян, оставляет общее светлое, положительное впечатление, ощущение сострадания и гордости за своих земляков, предков, обладающих несокрушимой волей, любовью к жизни, к труду, к человеку. Доброта и милостивость души русского народа, и, прежде всего крестьянства - несомненное национальное богатство Руси, неистощимое ни веками, ни тысячелетиями.
Начало публикации романа «Кануны», как мы уже отмечали, было не очень удачным. Роман был готов к печати в 1971 году. Спустя полгода рукопись романа вернулась из Москвы, сплошь измаранная замечаниями и пометками. Она побывала в идеологическом ведомстве Суслова и, конечно же, была практически забракована. Главы, в которых описывались или упоминались Сталин, Калинин, Бухарин, Рыков, Томский, были перечеркнуты красным крестом. Вот тогда снова журнал «Север» взял на себя смелость напечатать первую часть романа, хотя и в усеченном виде.
Необходимо отметить, что роман «Кануны», а затем и другие части трилогии появились не на «голом» литературном месте. Не один Белов писал о деревне и коллективизации, не он один оказался «заворожен» этой темой. Писали об этом до него и после него. Появились даже особые термины: «деревенская проза», «писатели-деревенщики». С последним Белов был категорически не согласен. Лично к нему действительно такое определение не подходит, поскольку он много писал и о городе.
Деревня, коллективизация, создание колхозов описывались в произведениях Шолохова, Панферова, Лациса, Коничева, Засодимского, Алексеева, Мележа. Затем были книги Залыгина, Казакова, Тендрякова, Можаева, Абрамова и т.д. Но романы Белова все же выделяются среди этих произведений особым, необычным освещением крестьянской жизни. Белов, кроме того, в отличие от других писателей увязывает события, происходящие в деревне, с жизнью областного центра и столицы, показывая простых рабочих, партийных функционеров, обычных чиновников. В его романах присутствуют и «лирика» и «физика», и политика, и экономика, и социология, и психология, и философия, и религия, и этика, и эстетика. Такой широкий охват по существу всех слоев населения не был характерен для литературы того времени, в особенности связанной с описанием деревни. Критическое переосмысление трилогии только добавляет «плюсы» этой эпопее.
«Кануны» - это не имитация, не фотография крестьянской жизни, а подлинное ее существование во всей полноте всех ее проявлений, от рождения до смерти героев в реальной обстановке северного села.
Полнокровность жизни села проявляется в выборе героев повествования. Здесь мы видим целые семейные династии от дедов до внуков, настоящие крестьянский дворы, представителей церкви и бывших помещиков, взрослых и детей. Будни и праздники, горе и радость - все, чем жила деревня 20 - 30-х годов прошлого века, все отражено в этом романе. Белов знает деревню, сам в ней жил и воспитывался, поэтому все, что он описывает, для него - близкое, родное, любимое, непреходящее, и поэтому его романы волнуют читателей, сближают с деревенскими жителями.
В центре повествования - события, происходящие в деревнях Шибаниха и Ольховка. Даже название деревень приближает к реальной обстановке. В Харовском районе много деревень с названиями женского рода: Пичиха, Вахруниха, Зародиха, Истомиха, Прониха, Чигариха и другие.
Дом Роговых типичный для деревни, для большой семьи, пятистенок. Ему уже много лет. От старости он накренился вперед, но все еще весело глядит на деревню окнами нижней избы. На дворе снег, мороз, а в доме тепло, уютно. Пахнет щами, квасом, дымком горящей березовой лучины. Пока не начался ужин, вся семья занимается домашними делами. Дед Никита, сидя на чурбаке у печки, вырезает круглой стамеской деревянную ложку. Хозяин - Иван Рогов, крепкий бородатый мужик, прямо на полу вьет завертки для упряжи, успевая при этом играть с котом Серком. Его жена Аксинья сбивает мутовкой сметану. Дочь Вера прядет куделю. Сын Сережка вяжет рыболовную сеть. В печке потрескивают поленья, языки отраженного огня прыгают по стене. Те, кто когда-нибудь бывал в деревне, живо могут представить себе эту семейную картину. А еще можно представить, как открывается занавес в театре и перед нами предстают только что описанные герои каждый за своим занятием. Потом ставится на стол самовар и начинается чаепитие.
Во время ужина заходит в избу сосед, неуклюжий, длинноногий, кривой на один глаз старик Носопырь. Он один живет в старой бане под угором и пробивается милостыней, собирая по деревням в суму кусочки. Сегодня ему повезло. Роговы накормили старика. Вера пришила завязку к шапке, а он рассказал, как подшучивает над ним его сожитель - баннушко, с которым он то воюет, то объявляет перемирие.
После такой деревенской идиллии сразу же попадает читатель в Шибановский сельский Совет, орган местной власти. Председатель сельсовета Микуленок (деревенское прозвище) - Николай Микулин, еще молодой, неопытный парень, думает, как ответить на бумагу из укома ВКП(б), подписанную зам. зав. Захарьевского укома Меерсоном, о проработке материалов XV съезда партии. Ответ надо давать срочно, а тут есть дела поважнее - идут святки, а из Москвы приехал давний друг Петька Гирин, служивший в канцелярии самого Калинина. С ним они заранее договорились идти ряжеными на игрище.
Ответ Микуленок все же кое-как сочинил. Тут ввалился в избу Гирин, одетый покойником, в белом саване, с выбеленным мукой лицом и страшными зубами, вырезанными из брюквы. Председатель аж попятился к сейфу.
Эти герои еще не раз встретятся нам в ходе рассказа о деревенских перипетиях. Впереди же речь о главных героях «Канунов»: Павле Панине и Игнахе Сопронове. Они в центре повествования. Их деятельность и взаимоотношения настолько противоположны и антагонистичны, что становятся стрежнем сюжетной интриги, затягивающей читателя с головой в «болото» крестьянской «перестройки».
Антагонизм главных героев в романе обозначен четко и определенно. Кода Павел приходит к Сопронову мириться, он заявляет, что не имеет ничего против Игнахи, и никто не сможет сделать их врагами. Однако Сопронов был другого мнения.
- Будешь, - Сопронов ухмыльнулся. - Еще как будешь!
- Это почему так?
- А потому, что ты и сейчас... Первый мой недруг! Это нам на роду написано врагами родиться.
Первая стычка Павла с Игнахой произошла в церкви, где молодой Пачин венчался с Верой Роговой. Все было готово к венчанью. Молодые, волнуясь, ждали начала этой жизненно важной церемонии, ибо Бог соединил бы их сердца и души и сделал единой их судьбу. Вдруг прямо в алтарь вошел Игнаха Сопронов. Хотел было отец Николай выдворить нахального представителя власти, а тот заявил, что будет проводить тут собрание граждан. Поспешно прошло собрание. Игнаха читал газету, а Павел еле удерживался, чтобы не броситься на него с кулаками.
Кто такой Павел, и кто Игнаха? Почему они становятся врагами? Не из-за венчанья же только.
Павел - из простой крестьянской семьи, Игнаха - тоже. Но пути их разошлись в разные стороны, хотя оба были молоды и оба мечтали о лучшей жизни. Правда, каждый по-своему.
Павел не просто деревенский плотник. Это труженик, каких поискать. И не просто трудяга, а человек, одержимый работой, мужик с размахом, увлечением, дерзновенными идеями, готовый ради общего дела, общей пользы отдать все свои силы, вложить собственные сбережения. Он настолько поглощен идеей строительства мельницы, что заражает ей своего деда, дядьку Евграфа, тестя Ивана Рогова, заранее зная, насколько трудно будет завершить строительство. И главным препятствием на пути к этому будет Сопронов. Задумку Павла поддерживают сельчане. Они помогают ему срубить и вывезти лес. Специально нанятые работники пилят лес на брусья и доски. Павел с товарищами ставит сруб мельницы. Из лесу доставлена самая большая сосна, ставшая сердцевиной мельницы, ее столпом, на котором мельница будет держаться, поворачиваться на встречный ветер, махая своими широкими деревянными крыльями. Для Павла «там, на угоре, клином сошелся белый свет, сошлась и сгрудилась вся земля. И нет больше ничего дороже, все здесь, словно душа всей земли...».
И жену свою Веру Павел подготовил к возможным трудностям. «Вот слушай, надумали мы мельницу. Никто кроме нас не знает, одной тебе говорю, помоги ты мне, не оставь одного. А уж я тебя на руках буду носить, слова худого век не скажу...».
Однако стройка продвигалась медленно. До конца было еще ой как далеко. Хотя Павел всю весну спал по три - четыре часа. Мельница вытягивала из хозяйства все жилы. Денег не было, сусеки в амбарах пустели на глазах.
«Павел почернел за эту весну, он похудел сам и замучил своих мужиков. Все тело у Павла болело и ныло, пальцы не сгибались...». А вскоре и пайщики вышли из доли. Но Павел не расставался со своей мечтой.
Рядом с мельницей откуда-то брались новые силы, снова приходило какое-то озарение, проходила в руках усталость, пишет Белов. Еще издалека посмотрит он на свое детище, и сердце его изумленно замирает.
На угоре же пока стояла бескрылая мельница. Сруб прочно закрепили на конусообразной клетке, которая опиралась на другую, более широкую и все это сооружение выглядело как на картинке из книжки. Павел представляет, как задует ветер, взмахнет крыльями его деревянная чудо-птица, как запахнет теплой мукой...
Вот таким был Павел. И даже потом, в смертельной схватке с Игнахой, когда тот хотел сначала зарубить его топором, а затем застрелить из ружья, Павел не стал расправляться с Сопроновым, он просто не смог бы убить человека, даже своего врага.
Несмотря на многие лишения и разочарования, Павел все же дождался своего часа. Неуклюже, непривычно замахала крыльями, зашумела, заговорила его мельница, и вот уже первое ржаное зерно превратилось в горячую, липкую, мягкую, ласковую муку. Павел «сел на приступок, оперся локтями о коленки, и, сунув руки под подбородком, закрыл глаза. Теплые слезы одна за другой скатывались по щекам в давно небритую щетину. Павел плакал, улыбаясь чему-то».
Образ Игнахи Сопронова в «Канунах», пожалуй, удался Белову особенно хорошо. Это настоящий тип деревенского руководителя, отрицательно настроенного против всего населения деревни, мечтавшего заткнуть всех за пояс, показать кузькину мать и отомстить за все причиненные ему обиды. Он не любит ни деревню, ни крестьянский труд. Заботы сельчан его не волнуют. Главное - показать им свою власть, зажать в кулак, заставить кланяться ему в ножки, унижаться перед ним.
От людей на деревне не скроешься. Знали сельчане всю подноготную Сопронова. Его никто не уважал, не любил, и он чувствовал это, стараясь отплатить той же монетой, пополняя «черный» список «кулаков» и «контрреволюционного алимента». Безграмотный, ленивый, но хитрый и коварный, он ничего не прощал людям. Сопронов озлоблен и самолюбив. Ничего не делая сам и не давая работать своей жене, считает своих односельчан зажиточными только потому, что они имеют запасы хлеба, содержат скот. Получив власть, он горит желанием показать этим мужикам и бабам, с кем они имеют дело. Он постоянно пишет подметные письма вышестоящему начальству, подсматривает, подслушивает, как шпион или доноситель, лезет из кожи, чтобы насолить всем и каждому. Потирая руки, он с радостью ждет сведения счетов: «Пришли, пришли знатные времена. Думать некогда. С кого бы начать? Знаем, с кого начать...».
Сопронов - секретарь Ольховской партячейки ВКП(б). Как он оказался на этой должности, мало кто знает. Шибаниха не приняла Игнаху за своего еще с пацанов. Его били все подряд. Он «жил в бурлаках» и свои же деревенские девушки не гуляли с ним. Он уехал из деревни, поклявшись, что больше сюда не вернется. Но вернулся. И он решил, что докажет всем, на что он способен. Наган в кармане пиджака придавал ему уверенности в своих силах.
Можно подумать, что Сопронов Игнат как бы изначально был таким жестоким, выродком каким-то. Но это не так. Изначально он происходил из такой же бедной семьи и ничем не отличался от деревенских подростков, в отличие от своего младшего брата Сельки, который еще раньше его был, с одной стороны, заводилой и мелким деревенским хулиганом, а с другой - сельским активистом. «Ожесточенность появилась позже, она как бы произрастала сама из себя, удобрялась». Партия вдохновляла Сопронова на «подвиги», и он размышляет про себя так: «Он готов на смерть за пролетарское дело. Они узнают еще, кто такой Игнаха Сопронов, теперь он нашел свою дорогу. Он пойдет везде, куда пошлет его партия, он сделает для нее все... Сопронов тверже всех этих липовых коммунистов... Он революцию никогда не продаст и не выдаст... Будут, будут знать Игнаху все, каждый буржуйский прихвостень!».
Однако побудительными мотивами действий Сопронова, что совершенно очевидно, являются отнюдь не высокие коммунистические идеи, как он думает сам, а чисто эгоистические, низменные, коварные и жестокие личные качества, чувства и замыслы. В людях он видит врагов, он им не верит, подозревает во всех грехах, не верит ни в доброту, ни в порядочность, ибо сам такими душевными качествами не обладает. Сопронов не идеолог и не романтик революции, не истинный проводник дела партии, а тормоз на ее пути, прообраз негативного героя из низов в среде сельских руководителей. Стиль его деятельности не просто «перегиб» в деле коллективизации, а натуральное опошление, перевертывание с ног на голову в принципе передовых идей переустройства сельского хозяйства на коллективной, полупромышленной основе. Сама же профанация идеи коллективизации пошла с «верхов» - рыба гниет с головы!
Значительное место в романе «Кануны» Белов уделяет образу бывшего дворянского интеллигента Прозорова. Именно через него писатель показывает философское осмысление произошедших в деревне, да и в стране в целом, событий.
Постигая смысл жизни вообще, Прозоров остается бесплодным резонером. Можно сказать, что не осознает и своего места в жизни. Не случайно ему приходят в голову мысли о самоубийстве. Удерживает его от этого внезапно возникшая любовь к деревенской девушке.
С Прозоровым мы встречаемся впервые почти в конце первой части романа «Кануны». Вот что о нем говорит автор:
«Светит флигель бывшего помещичьего дома, в котором один на один со своей судьбой живет боярский потомок Владимир Сергеевич Прозоров. Ныне он просто гражданин Прозоров, стареющий хозяин давно не ремонтированного флигеля и двух десятин запущенной пашни, которые он сдает в аренду». Таково социальное положение этого героя.
Прозоров часто встречается со священником Иринеем Суповым. Для Игнатия Сопронова Прозоров - буржуй недорезанный, а Сулоев - «длиннополая сволочь, лиса бородатая». Другим собеседником Прозорова иногда бывает бывший председатель Ольховского ВИКа Степан Иванович Лузин.
В 1917 году ольховские солдаты забрали у Прозорова усадьбу и землю. Его выселили во флигель, а в доме поселилось несколько бедняцких семей.
С Суловым и Лузиным Прозоров рассуждает о судьбах России. Он считает, что дворянское сословие всегда стояло за идеалы свободы, начиная от декабристов, и в этом смысле вскормило русских социал-демократов. А он, как представитель этого сословия, не мешал советской власти, не мешает и даже готов ей помочь, лишь бы жива была Россия. Иногда он думал: «И что за страна, откуда взялась? Отчего так безжалостна к себе и своим сыновьям, где пределы ее несметных страданий? А ведь что за народ? Как прост и бесхитростен, ожидая того же от всех и каждого».
Коммунист Лузин придерживается другого мнения, исходя из своего революционного правосознания. Лузин считает и уверен в том, что в России необходимо уничтожить все сословия, переделать всю Россию. Конечно, ломать - не строить, дело нехитрое и неумное. Поэтому Прозоров и спрашивает Лузина: «Зачем же разрушать, а потом все создавать заново? Это во-первых. И, во-вторых, кто дал такое право разрушать?». - «Классовое сознание. Долг, совесть передового класса, - отвечает Лузин. - В общем-то, это полностью соответствует словам революционного гимна: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!».
Прозоров против разрушения, борьбы, поскольку все это может привести к убийству человека ради идеи, когда брат восстает на брата, неверующий против верующего. Горе, страдание приведут к гибели страны и нации. В этих мыслях была значительная доля истины. Он еще студентом помогал социал-демократам. Во время гражданской войны воевал на стороне красных за сохранение России. И вот теперь все рушилось. Он стал не нужен ни своей деревне, ни крестьянской власти, ни России. Его отрывают от своей земли, от родины и высылают в Архангельск.
В последней части романа Прозоров встречается с доктором Преображенским, который в отличие от Прозорова открыто не принял революцию и переустройство страны на новый лад. Дальнейшая судьба Прозорова прослеживается в других романах трилогии.
Ярким, экзотичным персонажем романа является деревенский поп Перовский, отец Николай, которого в народе попросту звали Рыжком. Здоровый, бородатый, зычноголосый, не лишенный благочестия вкупе с юмором, отец Николай то и дело появляется среди крестьян Шибанихи. Он и выпить не откажется, и сплясать сможет, и парней из другой деревни проучить во время драки, и на ум истинный наставить. «Пиян да умен - два угодья в нем, - изрекает поп. - Ибо умный человек бывает пиян токмо в ослеплении страстей низменных, а бывает ли пияный умным? Паки и паки дурак. Любому мелкому бесу раб и прислужник».
Усилиями большевиков церкви, монастыри были превращены во «врата преисподней». Картина пребывания раскулаченных в монастыре потрясает до глубины души, показывая всю дикость и бесчеловечность воплощения в жизнь социалистической идеи переустройства деревни.
«Монастырь являл собой невиданный, как бы не совсем и здешний образ, - пишет Белов. - Собор стоял посреди человеческого кала, горящих костров и жалких пожитков. В кострах горели надмогильные кресты и лестничные перила, ступени церковных папертей и монашеских келий...».
Молодой председатель Шибановского сельсовета Микуленок, о котором мы упоминали, также личность неординарная, хотя и колеблющаяся, нерешительная. Даже в его поведении с девушкой сказывается эта половинчатость. Это еще не настоящий мужик.
Впрочем, такие мужики тоже не редкость. Нет необходимости рассказывать о всех героях романа, тем более о второстепенных ролях. Любой читатель может прочитать или перечесть его вновь, потому что классика с каждым разом все более и более раскрывает себя с лучшей стороны.
Несомненно одно: роман - замечательный образец русской прозы, показывающий глубинные пласты жизни крестьянства на фоне общей картины начавшейся коллективизации деревни. Действие романа выходит далеко за пределы деревни, перемещаясь в Вологду и Москву, показывая кабинеты партийных руководителей, промышленные цеха литейщиков и т.д.
А. Романов говорил о «Канунах» так:
«Роговы, Пачины, Мироновы жили на русской земле. Много их трудилось. Миллионы! Но победили Сопроновы. Эти живы и поныне. Скрипя зубами, щурясь мутными глазами, они белеют лицами, когда видят, что власть уходит из рук. Да, образ сопроновщины, созданный Василием Беловым, страшен и могуч. Этот образ знаменует, по существу, весь наш многострадальный двадцатый век».
Вторая часть трилогии, роман «Год великого перелома», еще более социально острая и значимая. Первоначально Белов хотел его назвать: «Судные дни». В нем на примере судеб жителей деревни Шибаниха описывается настоящая трагедия жизни крестьян. Здесь уже в полной мере видно противостояние крестьян проводимым «мероприятиям» со стороны властей и партии, бесцеремонно вмешивающихся в личную, семейную жизнь, разбивающих устои крестьянской семьи на части, на мелкие осколки, влекущие горе и слезы, унижения, уничтожение всего, что создавалось веками.
Коллективизация, раскулачивание, репрессии - вот три составные части политического режима в отношении крестьян, на корню подорвавшие вековые устои крестьянского лада.
Пожалуй, никто из писателей, за исключением М.Шолохова, с такой остротой и реалистичностью не описал труднейшие годы коллективизации.
Перемещаясь во времени из тридцатых годов предыдущего столетия в наши дни, видя состояние, как сейчас говорят, аграрного сектора в экономике страны, удивляешься тому, как вообще выжило сельское хозяйство, крестьянство после неисчислимых пертурбаций, как вообще выжила Россия, после войны и разрухи, притеснений религии и веры и снова встала на ноги?! Все-таки она возродилась из пепла, как птица Феникс, чему не верил Прозоров. Но то, что происходит сейчас в сельском хозяйстве, в колхозах, деревнях - подтверждение неправильности избранного тогда курса, так как подъем сельскохозяйственного производства остается одной из важнейших проблем, а он, в свою очередь, связан с улучшением инфраструктуры, строительства дорог, укреплением материально-технической базы, социальным благополучием крестьян. Сельчане до сих пор обделены государством многими социальными благами. Во всех областях жизни села: образовании, здравоохранении, социальном обеспечении и т.д. существует заметное отставание деревни от города. До сих пор многие деревни вынуждены жить на принципах самообеспечения, пробиваясь «подножим кормом».
Год великого перелома грозно встает на дыбы буквально с первых строк второй части трилогии следующими жесткими формулировками:
«После величайшей смуты, унесшей в своем знобящем вихре миллионы жизней, не прошло и десяти лет, а Россия и Украина уже стояли вблизи «очередной», не менее страшной трагедии».
«Троцкий покинул страну вместе с двумя вагонами награбленного, но перед этим он раскидал семена своих антимужицких идей на тысячеверстных пространствах России».
«Эпштейн (Яковлев), возглавляя сельское хозяйство великой державы, не ведал разницы между озимым и яровым севом. В портфель Якова Аркадьевича легла уютная папка с листами, испещренными теми сатанинскими знаками, которые программировали жизнь, а вернее, смерть миллионов людей. Они, эти знаки, предрекали гибельный путь для великой страны, в значительной мере определяющей будущее целого мира!».
Такой мрачно-тревожный зачин обещал грозное, правдивое повествование о тех, ушедших в небытие, годах.
Сталинизм, троцкизм - вот губители русского крестьянства. Ленин раскусил антиреволюционные, антимарксистские идеи Троцкого. Ленин всегда выступал за союз рабочих и крестьян против капитала. Троцкий рассматривал крестьянство и казачество как «балласт революции, призывал уничтожить казачество и «прижать крестьянина». Троцкизм стал действительно опасным для России, политическим постулатом, так как призывал «внести разлад в советское общество, восстановить рабочий класс против крестьянства и оба эти класса против интеллигенции».
Сталин также боролся с Троцким, но совсем по другим соображениям. Сталин, по мнению Белова, и был главным троцкистом. В этом утверждении не приходится сомневаться, поскольку идейная платформа Троцкого нашла воплощение в действиях Сталина, его окружения и нижестоящей партийной верхушки. Зловещая тень Сталинского «гения» распростерлась над крестьянской Россией и скрыла солнце от сотен тысяч обездоленных, незаконно раскулаченных, репрессированных людей.
Трагизм народной беды не только русского, но и украинского, и других народов, разворачивается на страницах романа во всей своей полноте и глубине. Автор рисует страшные картины, ожесточение и распад душ «революционных партийцев», начиная от бывшего рабочего Шиловского, уже знакомого нам Игнахи Сопронова, и кончая партийными функционерами Меерсоном, Скачковым, Куровым и его супругой Раисой Майзель, стрелявшей в тифозных больных.
«С Юга ползли и ползли эшелоны с лишенцами, - бесстрастно рассказывает Белов. - Печальные гудки паровозов пытались заглушить многотысячные рыдания и крики мольбы, проклятья отчаявшихся и молитвы, детский плач и всплески удивительных украинских мелодий».
В своих романах В.И.Белов довольно резко и нелицеприятно рисует портреты руководителей страны и в особенности главного идеолога и стратега «крестьянской политики» Иосифа Сталина.
«Сталин крепко сжал восковой кулачок... Отгоняя навязчивые видения, он вскочил, в одних шерстяных носках заходил по ковру... Хорошее состояние духа приходило к нему всегда постепенно, тогда как гнев и несдержанность могли обрушиться неожиданно... Сталин день и ночь держал в голове всех членов Политбюро... он тасовал их, словно колоду карт... Он знал их достоинства и недостатки. Для него не было разницы между живыми и мертвыми. Иногда мертвые служат не хуже, чем живые... Даже этот, с виду дураковатый крестьянский козел, Калинин, на самом деле старая и хитрая лиса. В любой момент может переметнуться... Клим? Дурак и бабник... Троцкий по отношению к крестьянству был абсолютно прав. Эти мешки с дерьмом действительно не годятся даже на баррикады. Мировая революция выдохнется и растворится в мужицкой массе. Этого почему-то не чувствовал лысый пророк, написавший письмо съезду...».
Из этого «портрета» руководителя страны очень хорошо видно, кто есть кто. Сталин презирает и ненавидит всех, кто стоит ниже его рангом. Он презирает крестьянство, как класс. Он всех подозревает в измене. Все признаки развивающегося культа личности налицо.
Таков внутренний мир Сталина. Не мог быть иным и внешний.
5 января 1930 года ЦК принял решение «О темпах коллективизации», которые предлагалось немедленно ускорить. «Всех, намеченных на заклание, - комментирует Белов этот документ, -разделили на три категории. Установили минимальный от общего числа раскулаченных процент для расстрелов... Вторую категорию решено было выслать из разных мест в труднодоступные районы, третью -лишить имущества и предоставить судьбе».
Не блуждая в исторических дебрях, Белов во второй части трилогии сумел так подать материал хроники крестьянских бед, что во многом видел дальше, больше и глубже, чем профессиональные историки. Он сумел изобразить те события не только высокохудожественным словом, но и словом душевным, страдающим за судьбы народа. Он не говорит, кричит, но, как сказано, имеющий уши, не всегда слышит. Отрадно одно: негодующий голос писателя был услышан, а его бунтарский дух пробил брешь в издательских конторах, донес до читателя истину о совершенных массовых грехах, за кои расплачивается Россия по сей день.
Хроника года великого перелома почти с документальной точностью воспринимает гул исторических катаклизмов крестьянской России.
На фоне грозных событий на селе у Белова, нет-нет, да и прорвется умиротворяющий голос, описывающий удивительный деревенский пейзаж.
«Зима в тот год стояла необычайно мягкая, почти без лютых морозных окриков. Спокойно слетала она на землю, словно последняя милость судьбы...». «За неделю до Николина дня распустилась черемуха. Она забелела по всем опушкам и распадкам лесным, по скотским прогонам, над рекой и в родниковых овражках. Но особенно густо цвела на огородах и в палисадах. Недвижным кремово-белым облачком нежданно-негаданно явится под окном либо на задворках, окутает дом и все около дома сладковатым, терпким своим духом, разбудит стариковскую память, кинется в голову, одурманит и растревожит юное сердце». Сама природа будто бы сочувствует сельчанам, раскрывает перед ними свои объятья. Но нет им успокоения, счастья, добра.
Почему именно на плечи России легла тяжесть великих войн и крестьянских переломов? Этот вопрос постоянно возникает при чтении трилогии. Белов, конечно же, как и многие историки, политики, философы до него и после, не мог ответить на этот, далеко не риторический вопрос. Ответ на этот вопрос не найден и вряд ли будет дан кем-то однозначно в окончательном варианте.
Б.Можаев в «Мужиках и бабах», также хронике крестьянской жизни, словами Андрея Ивановича Бородина с горечью восклицает: «Не то беда, что колхозы создают, беда, что делают это не по-людски!».
Руководители крестьянского переворота троцкистской закваски испытывают «дикарский восторг при виде того, как на огромном кострище корчилась и распадалась вековечная русская община».
И.В.Сталин 3 декабря 1929 года заявил на всю страну: «Достижения партии состоят в том, что удалось повернуть основные массы крестьянства от старого капиталистического пути развития к новому, социалистическому пути развития. Нам удалось организовать этот коренной перелом в недрах самого крестьянства и повести за собой широкие массы бедноты и середняков... В колхозы идут крестьяне не отдельными группами, а целыми семьями, волостями, районами, даже округами...».
Вряд ли Сталин не знал об истинном положении дел, о том, как все происходило на самом деле. Думается, что просто он выдавал желаемое за действительное.
Во второй части трилогии описывается много событий, произошедших в деревне и связанных с героями романа.
Бывший рабочий-литейщик Арсений Шиловский «по партийной линии» становится работником ОГПУ. Фактически эта работа навязана ему насильно. Она заключалась в том, что он следил за неблагонадежными элементами, выполнял разовые секретные поручения, в том числе такие, как расстрел в подвальном помещении неизвестно кем и за что осужденных людей. Если с мужчинами он разделывался уверенно, предварительно выпив стакан водки, то после расстрела молодой, красивой женщины его долго рвало, мутило, ему снились кошмарные сны.
Прозоров, как контрреволюционный элемент (так он числился в блокноте Сопронова), был арестован и помещен в тюрьму вместе с другими политическими и уголовниками. В камере он едва не погиб от рук уркаганов. Его переводят в Архангельск в качестве специалиста-инженера.
В Вологду прибывают эшелоны с украинцами, которых расселяют по церквям, монастырям, баракам. Мужчин отправляют в лес. Иногда в лес отправляют целыми семьями. Белов описывает, как живут в лесу высланные из Ростова семьи - в примитивных шалашах, в воде. Умирают дети, взрослые. Отвратительны условия содержания высланных и в монастыре.
Поп Николай Перовский увозит на телеге трупы и предает их земле по христианскому обычаю. Судьба сводит его с чекистом Ерохиным, который готов расстрелять его на месте, потому что поп не подчиняется властям, не боится их и даже насмехается над ними. В конце концов, Ерохин все же расстреливает отца Николая на барже, которую пригнали с лишенцами на Печору.
В тяжелейших условиях идет заготовка леса. Лузин назначен начальником лесопункта.
Павел работает на лесозаготовках пилоставом. Потом не выдерживает тоски по дому, жене и детям и дезертирует из леса. Мать Павла живет в бане, так же как и его жена Вера с тремя детьми.
Из армии приезжает на побывку брат Павла краснофлотец Василий.
По указке «сверху» в деревнях начинается «экспроприация с конфискацией». Зам. начальника милиции Скачков, который позже становится следователем и помощником прокурора, вместе с Игнахой Сопроновым и его подручными начинают описывать имущество, выселять семьи. Некоторые жители уезжают из деревни, бросив на произвол судьбы жилье, скот и инвентарь.
Еще до второго ареста Павел спасает Сопронова, который едва не погиб в горевшей бане. Вместо благодарности Павла пытаются обвинить в покушении на убийство Игнахи.
Жена Сопронова Зоя все больше и больше проявляет свои негативные качества. Она достойна своего мужа - два сапога пара. Зоя принимает участие в экспроприации. Она отправляет на тот свет больного отца Игнахи, отравив его угарным газом. Во время отсутствия мужа она заползает в постель к его брату Сельке.
Заканчивается вторая часть трилогии главой о перевозке спецпереселенцев и иных осужденных на баржах, буксируемых пароходом «Сайда» из Архангельска в Усть-Цылму, на Печору. В трюмах «копошилось живое человеческое месиво», - свидетельствует Белов. Это был настоящий ад. Людей не кормили, умерших выбрасывали за борт.
В одном из трюмов находится и наш главный герой - Павел Рогов. Прошел почти год со дня его ареста по навету человека, полюбившего жену Павла - Дымова, который почти в открытую приставал к Вере.
Павел валил лес, переболел тифом, пытался бежать и вот оказался на этом «плавучем кладбище».
Голодных, холодных, едва передвигающихся арестованных выгрузили на совершенно пустынный берег реки Печоры, где не было ни кола, ни двора.
Настоящим кощунством, издевательством звучат слова Ерохина. Он говорит речь перед еле живыми, сидящими в траве людьми.
«Отныне все зависит от вас самих, товарищи спецпереселенцы! - тыкал пальцем оратор. - Да, пролетарское государство дает вам первый шанс, от вас самих зависят теперь ваши будущие годы и дни!.. Приступайте к рытью землянок, организуйте социалистическое соревнование по освоению...».
«Пролетарская» милость в лице представителя Ерохина показана Беловым с ужасающей правдой.
Александр Леонтьевич Шустов кое-как поднялся на берегу. Здесь он потерял жену, а на барже умерла дочь. Остался он с дочкой Дуней и выжил.
«Час шестый» - последняя, заключительная часть трилогии. В романе продолжают прослеживаться судьбы главных героев.
Павел сбежал из Печерского плена, добирался до дома чуть ли не целый год. В деревне показываться было нельзя. Он нашел в лесу избушку своего деда Никиты и временно стал жить у него, хотя у деда не было ни одежды, ни еды. От такой жизни Павел засомневался в Божьей справедливости, но дед тут же поставил его на место: «Господь человеков испытывает и по грехам их каждому воздает. Одумавшихся грешников Бог прощает».
Роман «Час шестый» писался долго, трудно. В нем мы в последний раз встречаемся и расстаемся с героями, ожидая продолжения событий.
Освободился из Вологодской тюрьмы Евграф Миронов, дядя Павла. Чтобы заработать денег на проезд, пришлось ему заняться вывозкой нечистот. Дом Миронова был реквизирован и использовался под контору. Семья жила у Самоварихи.
Вскоре после того, как Евграф оказался в родной деревне, решил он отремонтировать заброшенный домишко. Организовал помочи, отремонтировали печь. Семья стала жить хоть бедно, тесно, но зато все вместе. Униженный и оскорбленный властями, Миронов просит собрание колхозников назначить его пастухом, чтобы хоть как-то содержать семью. Вместо этого его избирают председателем. Долго он не соглашался идти на это место, но уговорили сельчане, и Миронов с новыми силами взялся за обустройство деревни, ее хозяйства.
Брат Павла женился на Тоне. Микуленок не собирается жениться на Палашке, хотя та родила от него дочь.
Наступила в Шибанихе осень 1932 года. Птицы готовились к перелету. В лесу полно грибов. «Тревожно шелестел листопад. Желтизна в березовых купавах - словно седина в бороде молодого, но уже много повидавшего мужика. Кровавились четко обозначенные багрово-красные осины. Темные ельники стояли безмолвно и от всего отрешенно». Окружающая природа как бы готовилась к очередному действу властей. И они не замедлили явиться.
Две больших облавы устроили в Шибанихе. Одну - на медведя, который едва не задрал корову, вторую - на Павла Пачина (Рогова), скрывавшегося в избушке деда в 12 километрах от деревни. Медведя не поймали. Вместо Павла застрелили в темноте деда Никиту. Павел тем временем побывал в деревне, встретил Евграфа, жену, простился с мельницей и ушел от облавы. Спустя некоторое время получила жена Вера письмо из Челябинска и уехала с детьми на Урал.
В послесловии к трилогии пунктирно сообщается о дальнейшей судьбе героев. Кто-то умер, кто-то погиб во время войны. Игнаха Сопронов сошел с ума. Лузин и Ерохин были расстреляны в 1937 году.
«Шибаниха исчезла из нашего мира. Исчезли и все сорок два председателя, за шестьдесят лет побывавшие на этом отнюдь не сладком посту... У последних колхозников обрезали провода...
История деревни смахивает на дурной сон. Трагична, безжалостна судьба буквально каждого крестьянского двора, каждой семьи. Из этого правила исключений не существует». Так заканчивает трилогию Белов.
«Час шестый» написан в том же ключе, что и два первых романа. Характеры героев раскрываются полностью. Все их достоинства и недостатки видны, как на ладони, и сами герои превращаются в обыкновенных людей, какими наполнена русская земля. Они показаны писателем во всей жизненной полноте, во всей правде жизни, реалистически точно, и художественно неотразимо.
В послесловии к трилогии профессор Нелепин пишет: «Одной из великих загадок и феноменов человечества является русское крестьянство. Собственно на протяжении столетий понятия «крестьяне» и русский народ почти совпадали, поскольку крестьяне составляли 80 -90 % народа.
На русский Север и другие края России явились представители «пролетарской» власти в кожаных тужурках и с маузерами на боку, с крикливыми лозунгами и труднопроизносимыми фамилиями. Явились для того, чтобы сбрасывать колокола и кресты с храмов, грабить и заточать в лагеря за непонятные провинности, разорять земли с волшебной красотой природы и гармоничной с нею неповторимой рукотворной красотой, созданной проживающими здесь веками крестьянами с чистыми душами».
Таково краткое содержание истории крестьянских бед в России, описанных В.Беловым с поразительной правдивостью и художественной глубиной. Эти беды не забываются и не забудутся благодаря трилогии «Час шестый», несмотря на то, что прошло с тех времен уже более семидесяти лет.
Наряду с этой эпопеей, и одновременно с ней, создавал он и другие произведения.

далее