Предисловие

Глава 1. Корни
Глава 2. Выбор пути
Глава 3. Пора надежд и свершений
Глава 4. Признание
Глава 5. Истоки творчества
Глава 6. Лад
Глава 7. Хроника крестьянских бед
Глава 8. Единомышленники
Глава 9. Горький вкус власти
Глава 10. Зов Мельпомены
Глава 11. Городские проблемы
Глава 12. Белов - публицист
Глава 13. В поисках истины

Основные даты жизни
и творчества В.И. Белова

Список правительственных наград, почетных званий и литературных премий В.И. Белова

Фото

Глава 8

ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ

Писатель не может вариться в собственном соку. Ему необходим круг друзей-литераторов, единомышленников, с которыми можно поделиться творческими планами, подискутировать, получить и дать советы, познакомиться с новыми произведениями или просто дружески пообщаться, получить заряд энергии, необходимый для дальнейшего совершенствования своих литературных способностей и дарований.
Человек - существо социальное, общинное. Еще в большей степени это относится к писателю, который находится в гуще событий, явлений, людей.
Белов вел и ведет очень активную жизнь. Он ведет обширную переписку, встречается с другими писателями и поэтами, художниками, композиторами, выступает перед слушателями, пишет в газеты и журналы.
Круг общения В.И.Белова с литераторами был весьма обширен: от столичных светил до местных вологодских писателей, с которыми он общался на заседаниях и круглых столах, являясь членом Союза писателей, а также при личных встречах.
Яшин, Абрамов, Шукшин, Рубцов, Носов, Распутин, Астафьев, Балашов, Лихоносов, Бондаренко - знакомые всем известные прозаики и поэты. Тесное общение с ними было для Белова полезным и необходимым. Но вначале Белов, как поэт, в Вологде был в хороших отношениях с вологодскими поэтами Коротаевым, Чулковым, Чухиным, Романовым и другими.
Писательскую организацию возглавляли поочередно Яшин, Викулов, Романов, с которыми Белов поддерживал длительные дружеские отношения, которые сыграли заметную роль в его писательской судьбе.
Вологодское отделение Союза писателей РФ было создано летом 1961 года. А еще раньше, в 1958 году в Вологде открылось свое издательство. Все это создавало возможность широких творческих контактов, обсуждения произведений, диспутов, издания стихов. В Вологде же Белов написал свои первые и последующие рассказы, с которыми знакомил товарищей по перу.
Сам Василий Иванович в одном из интервью говорил, что наиболее сильное влияние на него оказал старший друг и наставник А.Я.Яшин. Очень близки были по духу Ф.Абрамов, В.Шукшин, Н.Рубцов, В.Распутин.
Заметное влияние, особенно на первом этапе литературной деятельности на него оказал Борис Шергин, которого Белов считает классиком.
Многих из литературных друзей Белова уже нет в живых. Он очень тяжело переживал уход их из жизни и дал себе зарок написать о них воспоминания. Частично это обещание он выполнил. Он хорошо знал их биографию, развитие творческой деятельности, условия жизни, произведения, бывал у них в гостях и приглашал в гости к себе.
Александр Яковлевич Яшин родился в 1913 году в деревне Блудново Никольского района Вологодской области, то есть был, как и Рубцов, земляком Белова. Отца Яшин не помнил, так как он погиб в первую мировую войну. Семья бедствовала. Ему пришлось рано работать за мужика. Воспитывался в детдоме. Стихи начал писать рано. Работал сельским учителем. В 1932 году, в год рождения Белова, он стал председателем оргкомитета Союза писателей в Вологде, затем работал в Северном отделении СП в Архангельске, а в 1935 году переехал в Москву, где поступил в Литературный институт.
Им было опубликовано несколько сборников стихов и проза. За поэму «Алена Фомина» (1950 г.) Яшин был удостоен Сталинской премии.
«Когда слышится имя Александра Яшина, перед глазами распахивается в зеленой хвойной необозримости весь русский Север. Горизонт выпилен ельниками, пролески светятся березами, болота краснеют клюквой. И на тысячи верст по берегам рек и озер - деревни и села, вековые, теплостенные, осененные красотой былого узорочья. И старинные города, сгрудившиеся у белых соборов и похожие на Никольск, родной для Яшина, - писал А.Романов. - В имени Александра Яшина - выстраданный, резкий, исцеляющий свет выдающегося таланта, рожденного Севером».
Вот таким человеком был друг и наставник Белова. Есть такое известное выражение: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
Именно Яшин дал Белову путевку в жизнь, постоянно поддерживал, пестовал его, гордился им. Именно Яшин посоветовал Белову писать прозу и предсказал его большую будущность на литературном поприще. Яшин буквально за руку привел земляка в альманах «Наш современник», с которым Белов сотрудничает до настоящего времени, являясь членом редколлегии, публикуя в журнале свои произведения.
В 1961 году была опубликована повесть Белова «Деревня Бердяйка», от которой Яшин был в восторге.
С Яшиным Белов познакомился на литературном семинаре в Вологде. Позже Яшин привел друга в редакцию журнала «Новый мир». Он же познакомил молодого поэта с популярным в то время А.Твардовским, стихи и поэмы которого Белов знал чуть ли не наизусть.
Александр Яковлевич относился к Белову почти с отеческой нежностью. Незадолго до смерти, в больничной палате, он говорил А.Михайлову: «Вася - большой писатель! Давно у нас такого не было. Сам-то он мал, росточком не вышел, а духом велик, талантом. Мы все прейдем, забудемся, а он - нет... Талант у Васи глубинный, от пупка, и силенки у него есть, чтобы этот природный талант шлифовать, придавать тому, что он пишет, блеск художественности, блеск подлинности».
О повести «Привычное дело» Яшин отозвался так:
«В 1966 году Белов напечатал удивительную повесть о своей деревне - простую и мудрую, трогательную до слез и глубоко правдивую, он сумел увидеть в душе своих земляков такие лирические глубины, такую нежность и доброту, написал о близких своих с такой любовью и состраданием, что, для сравнения, на память приходят самые лучшие образцы нашей великой русской литературы».
Дочь Яшина Наталья в своих воспоминаниях пишет, что отец был человеком романтичным, однако характер имел тяжелый. Он был вспыльчив, неровен. Кроме того, его отличала «необыкновенная прямота, которую некоторые не выносили (Белов такой же! - К.В.). Дружить с ним было сложно».
Александр Яковлевич неоднократно бывал у Белова в Тимонихе. И Белов посещал родные места Яшина. В память о своем друге Белов написал рассказ «Бобришный угор», на котором был похоронен Яшин.
О душевном, трогательном и глубоко дружественном отношении Яшина к Белову свидетельствует письмо из онкологического отделения от 20 апреля 1968 года, отправленное незадолго до смерти.
«Очень тебя прошу, отнесись серьезно к своему большому таланту, безграничным своим возможностям, береги здоровье и не теряй времени на чепуху, на мелкие, жалкие удовольствия. Сиди, броди, мучайся - и почаще привязывай себя к столу. Любой талант без постоянной и упорной усидчивости - ничто. На склоне лет будешь страшно жалеть каждый свой день, прожитый без пользы».
В другом письме Яшин обращается к Белову еще более откровенно.
«Я очень счастлив, что с самого начала не ошибся в тебе, что с самого начала и как-то сразу почувствовал тебя, твою силу и
оказался (верно же!) почти «провидцем». Ты бы только не скопытился раньше времени, родной мой! Будь добр не подводи и впредь. Дорога перед тобой огромная, славная. Тебе предстоит совершить великий подвиг в русской литературе, не принимай это за выспренность, все - от души».
И действительно, от души, что бывает очень редко в среде писателей.
В прямом смысле слова Белов не был учеником Яшина, но в словах старшего товарища он улавливал необходимые душевно-нравственные ноты, которые поддерживали его в трудные минуты.
Похоронили Яшина на выбранном им для своей могилы месте, на Бобришном угоре, на высоком берегу, недалеко от дома. «Вся деревня была запружена народом. Гроб несли на старинных вышитых полотенцах мужики и приехавшие из Москвы друзья». Белов так откликнулся на смерть Яшина:
«Многих и многих из нас отогрел он под крылом, поставил на путь, особенно много добра сделал он для литераторов-северян... Для меня же смерть Александра Яковлевича - тройное горе! Он был для меня больше, чем друг!».
В Никольске, на Бобришном угоре открыт домик-музей Яшина. В Вологде есть улица Яшина, на которой жил последнее время Н.Рубцов.
Очень хорошее стихотворение написала Ольга Фокина.

«Памяти Александра Яшина»

Не парижен и не книжен –
Русский. Сельский. Свой. Живой.
У него угор Бобришный,
У меня угор Рябишный
Поросли одной травой.
Те же елки да березы;
Те же сосны меж осин!..
Он стихи творил из прозы
Из любви, а не для позы
Землю к небу возводил.
Припрягая к силе смелость,
Много смог в недолгий срок.
Одного ему хотелось –
Чтоб любилось людям, пелось,
Чтоб земли у всех имелось
И никто на ней не дрог.
Не орган, но чуткий орган
Родины (на то и сын)
Не боялся по задворкам
Вынести из хмари в синь.
Вынесенным тем не страшен
Черт (горшки не боги жгут!) –
Загончарили... И Яшин
Между ними - не вчерашен,
Был и есть, и будет тут.

Яшин прожил 55 лет. Болезнь его не пощадила.
Другим близким другом Белова был Николай Михайлович Рубцов, известный во всей России поэт, который родился на четыре года позже Белова в селе Емецк Архангельской области.
Близкая знакомая Рубцова - Нинель Старичкова, ставшая свидетелем многих происходящих с ним событий, в том числе предшествующих его смерти, в своих воспоминаниях отмечала, что друзей у Рубцова было немного. О друзьях он говорил: «Я всех называю - друг, друг... А друг у меня только один - Василий Иванович Белов. И еще говорил поэт о том, что встречаться и разговаривать можно со многими людьми, но понять друг друга могут только те, кто находится на одинаковой душевной волне. Видимо, это роднило его с Беловым».
Жизнь и судьба Рубцова были трагичны. Когда ему исполнилось 6 лет, умерла мать. В том же году его отправляют в детский дом. До призыва в армию учился, работал, служил на флоте. В период службы начинают публиковать его стихи. Учился вначале очно, затем заочно в Литературном институте. Стали издаваться стихотворные сборники. Он становится известным, но все же постоянно испытывает материальные затруднения.
В ночь на Крещение 1971 года он погиб от руки едва не ставшей его женой Людмилы Дербиной. Много погибло русских поэтов, но от руки женщины - единственный.
В Вологде Рубцов появился в начале 60-х годов. Он ходил по городу с потертым чемоданчиком, «балеткой». Вот как описывал его в то время А.Романов. «Худощавый, скуластый, с зоркими, как жгучие точечки глазами, застенчивый, тихий, но чуть оглядчивый, огромный белый лоб и тревожные отсветы в лице». Он то исчезал, то снова появлялся в городе.
Вологодский писатель Сергей Багров знал Рубцова с 14 -летнего возраста. Встретились они в Тотьме, в лесотехническом техникуме. Рубцов был любимцем первого курса. Он сочинял стихи, записывал их в ученическую тетрадь и исполнял их, аккомпанируя себе на гармошке.
О дружбе Белова и Рубцова знали не только в писательской организации. Их часто видели вместе. Дружил Рубцов и с Виктором Коротаевым. Гостил Рубцов на родине Белова, в Тимонихе. Он показывал Белову свои стихи, относился к писателю очень почтительно и благожелательно. Однажды Рубцов прожил в Тимонихе целое лето. Анфису Ивановну он называл мамой.
Мать Белова вспоминала Рубцова с особой теплотой. «Зайдет, бывало, Коля ко мне на кухоньку. Я ему щец плесну. Кормлю его, и мы беседуем. Коля, говорю, что ты один-то живешь? Он как-то и исповедался. Жил, мол, он в одной крестьянской семье. И не выдержал - ушел. Старуха его целыми днями доводила. Лежит на печи и дочери советует: «Гони ты его! Если других нет, это тоже не мужик. Сидит целыми днями, ничего не делает. Да и делать-то, верно, ничего не умеет».
А у него в то время было полное взаимопонимание с вдохновением, писались стихи.
Вспоминается в связи с этим судьба другого, не менее знаменитого поэта - Иосифа Бродского. Он отбывал в Вельске наказание за тунеядство - писание стихов за работу не считалось.
Сравнивая Рубцова с композитором Гаврилиным, Белов отмечал, что оба они «выразили народную жизнь с одинаково вдохновенной силой. То, что одним сделано в поэзии, продолжено другим в музыке».
Рубцов посещал в Вологде литературное объединение «Современник», где и познакомился с вологодскими поэтами. Там же он познакомился и с Н.Старичковой. Вот как она описывает свои первые впечатления от встречи с Рубцовым в 1961 году.
«Появился небольшого роста паренек (деревенский - так я его определила). Думала, это рослый, сильный человек, а оказалось - такой воробышек! Такой хрупкий. И такая мощь и пронзительность стиха. Он был в серых, с загнутыми голенищами валенках, в красной в клеточку бязевой рубашке, в видавшем виды коричневом костюме; светло-серый шарф, узкий и тонкий, был обернут вокруг шеи».
Внешний облик Рубцова в принципе не менялся на протяжении всей жизни. Жена Астафьева спустя восемь лет увидела его на вокзале в темном поношенном пальто, в валенках, неизменный шарф обвивался вокруг шеи. На руках его были деревенские вязаные варежки.
Кстати, сам Белов тоже не особенно рьяно относится к своему одеянию. Встретив его на улице в обычный день, не зная, что это знаменитый писатель, никак не подумаешь, что это тот самый Белов. Тоже видавший виды пиджачок, далеко не модные ботинки со шнурками, простая рубашка, непричесанные седые волосы, смиренный вид.
Бедствовал Николай Рубцов невероятно, но при этом был скромным и стеснительным. Даже прося в долг у знакомых писателей, стеснялся об этом прямо говорить, подавая записочку: «Прошу выручить...» с указанием мизерной суммы.
Помогала Рубцову в невеселом житье-бытье гармонь, подаренная Василием Беловым. А еще была у него старенькая гитара. Гармонь эта сейчас находится в Вологде, в музее Рубцова.
Родственность душ Белова и Рубцова, взаимопонимание между ними может ярко проиллюстрировать следующий пример. В воспоминаниях В.Степанова о Рубцове есть такой эпизод.
«Помню, стоял я возле своего дома на улице Герцена, ждал машину и вдруг услышал знакомые голоса. Улицу переходили и приближались ко мне Рубцов и Василий Белов. Почти одного роста, касаясь плечами друг друга, они что-то живо обсуждали и вовсе не видели меня, не замечали, наверное, вообще никого. Меня поразили их как-то по-особому светящиеся глаза, одинаковое выражение лиц, свидетельствующее о напряженной духовной работе. Они говорили о чем-то своем, сокровенном и, как мне показалось, были согласны в чем-то исключительно важном, очень хорошем. Может быть, они делились задумками? Или только что прочли что-то друг другу, и это прочитанное так понравилось и так взволновало их? Может быть, это был редчайший случай общего вдохновения, непередаваемой словами духовной близости?».
Рубцов относился к Белову очень уважительно. Новый 1969-й год Белов пригласил Рубцова отметить у него дома. А он хотел встретить со Старичковой.
- Ну вот, - говорит он подруге, - придется туда идти. Я же не могу (он развел руками). Это же Белов...
Однажды Рубцов пришел к Старичковой вместе с Н.Груздевой, А.Романовым и Беловым.
- Неля, сегодня у Васи день рождения. И я сказал, пойдем к тебе.
«У них с собой была бутылка коньяка, а у меня на столе вареники из брынзы», - вспоминает Старичкова.
Просидели до самой ночи и потом все устроились спать, где попало. Утром Рубцов говорит: «Я люблю ее...».
- Если так, то женитесь, я вам кольца золотые куплю, - сказал Белов.
В своей книге «Наедине с Рубцовым» Старичкова неоднократно говорит о его дружбе с Беловым.
«Он очень дорожил дружбой с писателем Беловым. Часто бывал в квартире Василия Ивановича. Один раз, зимним вечером 1969 года он и меня пригласил к своему другу.
В прихожей нас приветливо встретила Ольга Сергеевна, жена писателя.
- Проходите. Там у нас Виктор Петрович. И Астафьев, и Белов с искренней радостью встретили приход Рубцова».
Поэт читал свои стихи. Оба писателя слушали его очень внимательно.
Мать А.Романова - Александра Ивановна после общения с Рубцовым назвала его «Божий человек». Однажды он приехал в деревню Петряево, а Романова дома не оказалось. «Стоял на крыльце такой бесприютный, а в спину ему снег-то так и вьет, так и вьет... Глянула сбоку, а в глазах у него скорби... И признался, что матушка у него умерла, что он уже привык скитаться по свету... И такая жалость накатила на меня, что присела на скамью, а привстать не могу. Ведь и я в сиротстве росла, да вот во вдовстве бедствую. Как его не понять!.. А он стеснительно так подвинулся по лавке в красный угол, под иконы, обогрела чаем да едой, и стал сказывать мне стихотворения. Про детство свое, когда они ребятенками малыми осиротели и поехали по Сухоне в приют; про старушку, у которой ночевал, вот, поди-ко, как у меня; про молчаливого пастушка, про журавлей, про церкви наши христовы, поруганные бесами...».
С людьми Рубцов сходился не просто. Он не любил рассказывать о своем детстве по вполне понятным причинам. Но с Беловым он чувствовал себя спокойно, умиротворенно. Иногда они не брезговали и спиртным. Вероятно, оба знали возможности друг друга в литературе, знали свою нарастающую силу. Не случайно Рубцов иногда то ли в шутку, то ли всерьез говорил: «Я - гений!».
Вячеслав Белков, вологодский библиограф Рубцова, приводит в своих книжках много интересных фактов из его жизни. Один американский социолог (скорее всего, астролог - В.К.), большой любитель поэзии, вычислил, что по звездам Рубцов должен был прожить 77 с половиной лет.
На машинописном экземпляре сборника стихотворений «Волны и скалы» Белов сделал такую надпись: «Требуется переиздать миллионным тиражом». Таковым было отношение Белова к ранним стихам Рубцова.
Белову Рубцов посвящает одно из самых своих трогательных стихотворений, первую строку которого он позаимствовал у друга с его согласия.

«Тихая моя родина»

Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу.
Тихо ответили жители: -
Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал!
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл!
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая
Сяду опять на забор.
Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать –
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

Такую же жгучую, непреодолимую, постоянную живую связь чувствовал и имел Белов со своей деревней, с родной матушкой, похороненной на простом деревенском кладбище.
Самой трагической нотой в судьбе Рубцова стала его роковая любовь к Дербиной. Он знал, что эта любовь кончится плохо. Он уже чувствовал могильный холод и согревался от него вином. 19 января 1971 года Рубцова не стало.
Белов очень тяжело переживал утрату друга. Он, также как и Александр Яшин в свое время, угадал в Рубцове большого поэта, равного по силе писательского таланта ему самому, а в поэзии Есенину.
Виктор Астафьев, в гостях у которого Рубцов неоднократно бывал, который любил Рубцова и его стихи, говорил прощальные слова на могиле поэта:
«Друзья мои! Человеческая жизнь у всех начинается одинаково, а кончается по-разному... И есть странная, горькая традиция в кончине многих больших русских поэтов. Все великие певцы уходили из жизни рано и, как правило, не по своей воле...
В его таланте явилось для нас что-то неожиданное, но большое и важное. Мы навсегда запомним его чистую пусть и недопетую песню...».
«Когда мы узнали о гибели Николая Рубцова и с разрешения следователя Меркурьева пришли с Василием Беловым и Александром Романовым в квартиру поэта, чтобы перебрать и унести рукописи, то неожиданно в письменном столе обнаружили последние его 22 рубля наличными и ни копейки на сберкнижке», - сообщил В.Коротаев.
В настоящее время созданы Рубцовские центры в Москве, Санкт-Петербурге, Вологде, ассоциация Рубцовских библиотек и т.д. В Вологде функционируют Рубцовский центр, частный музей Н.Старичковой и Н.Александрова, в который стекается литература, статьи, видеокассеты со всех концов России.
Так жил и так погиб замечательный поэт, единомышленник Василия Белова. Белов написал такое стихотворение.

«На смерть Николая Рубцова»

О, как мне осилить такую беду –
Явилась и тучей нависла,
Не скроюсь нигде, никуда не уйду
От этого подлого смысла.
Подсчитано все, даже сны и шаги.
Как холят тебя и как любят!
Но губят меня не они, не враги, -
Друзья уходящие губят.
Как будто позор уходящего дня
Узнали и - рады стараться –
Один за другим, не жалея меня,
В родимую землю ложатся.
Мне страшно без них!
Я не вижу ни зги,
Ступаю, не чувствуя тверди,
Кого заклинать: не отринь, помоги,
В безжалостный час не отвергни!
Ни Бога, ни Родины...
Лишь Мавзолей
И звезды, воспетые хором.
И тихо мерцая, светило полей
Горит над бессонным угором.

Еще в институте Белов познакомился с Василием Макаровичем Шукшиным. Прочитав его рассказы «Сельские жители», он написал Шукшину письмо с восторженной оценкой рассказов и попросил о встрече. Так, в общежитии Литинститута состоялась их первое знакомство, продлившееся до последних трагических дней Шукшина на нашей грешной земле. Шукшин учился во ВГИКе на отделении режиссуры.
Василий Макарович жил в общежитии у белорусского режиссера на птичьих правах, так как постоянной прописки в Москве не имел. Несколько дней он прожил в комнате Белова. Тогда и произошло их творческое сближение. Шукшин был старше Белова всего на три года.
Дружеские беседы касались, прежде всего, литературы и искусства. Поведали они друг другу о своем детстве, о своих родных местах, о семейной жизни. Шукшин готовился к защите дипломной работы, в качестве которой предлагался фильм «Живет такой парень».
С тех пор дружба Белова с Шукшиным была постоянной и довольно плодотворной. Они встречались в Москве, Вологде. Шукшин побывал в Тимонихе, ездил по области, где снимался кинофильм «Калина красная».
За свою короткую жизнь, идущую через тернии и житейские ухабы, Шукшин сыграл множество ролей, был режиссером фильмов «Печки-лавочки», «Калина красная». В этих фильмах он исполнял главные роли. Актерская игра Шукшина покоряла простотой, мудростью, подлинной народностью. За роль в фильме «У озера», посвященном экологическим проблемам, он был удостоен Государственной премии СССР (1971 г.). За роли в фильмах «Они сражались за родину», «Прошу слова» и другие Шукшину была присуждена Ленинская премия (1976 г.). Всего он сыграл в 58 фильмах. Он также успел издать шесть повестей, три сборника рассказов, романы «Любавины», «Я пришел дать вам волю» о Степане Разине.
Он прожил всего 45 лет и умер при загадочных обстоятельствах, дающих основание предполагать, что гибель была кем-то организована. Скончался Шукшин на теплоходе во время съемок фильма.
Пробиваться в жизни Василию Макаровичу пришлось с большими усилиями. Москва неохотно принимала в свой круг людей из провинции. Ему завидовали, ставили палки в колеса. Даже после смерти актера, режиссера, писателя, которого полюбила вся страна, недруги сочинили настолько грязный, откровенно издевательский пасквиль, что читать его невозможно без содрогания, без душевной боли за поруганную честь истинно русского талантливого человека.
Публикацию (вместо некролога) «Алтайский воспитанник московской интеллигенции» подготовил некий Фридрих Горенштейн.
«Что же представлял из себя этот рано усопший идол? В нем худшие черты алтайского провинциала, привезенные с собой и сохраненные, сочетались с худшими чертами московского интеллигента, которым он был обучен своими приемными отцами. Кстати, среди приемных отцов были и порядочные, но слепые люди, не понимающие, что учить добру злодея - только портить его. В нем были природное бескультурье и ненависть к культуре вообще мужичья, сибирская хитрость Распутина, патологическая ненависть провинциала ко всему, на себя не похожему, что закономерно вело его к предельному, даже перед лицом массовости явления, необычному юдофобству...
И когда, топча рядом расположенные могилы, толпа спустила своего пророка в недра привилегированного кладбища, тот, у кого хватило ума стоять в момент этого шабаша в стороне, мог сказать, глядя на все это: «Так нищие духом проводили в последний путь своего беспутного пророка».
Можно представить, что почувствовал и как реагировал Белов, который присутствовал на похоронах друга, на эту писанину.
Кого этот Горенштейн называет идолом? — Замечательного актера и писателя. Кого он называет «нищие духом»? - русских людей, писателей, актеров, пришедших проститься с Шукшиным. Не об этом ли народе говорил Иисус Христос в Нагорной проповеди?! «Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное». Нищие духом - значит смиренные, не чванливые, не честолюбивые, не гордые. Шукшин никогда не возносился, не презирал простой народ. Напротив, своим творчеством, порывами души он помогал народу пережить земные неурядицы. Я уверен, что душа его пребывает в царстве небесном, а автор этого «некролога» не христианин, а настоящий дьявол в образе человека.
Актриса Ольга Кобзева на Шукшинских чтениях так сказала о нем:
«В самом Василии Макаровиче, как человеке глубоко российском, не могла не звучать религиозность. Но она звучала не напоказ, а часто неосознанно, как в «Калине красной».
Его судьба - это судьба нашего народа.
Все творчество Василия Макаровича было духовным».
Шукшин писал: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту...
Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык...».
При жизни Шукшина Белову так и не удалось побывать у него на родине, в Сростках. Ездил он туда много позже вместе с женой.
Анатолий Заболоцкий, снимавший фильмы «Калина красная» и «Целуются зори», в своих заметках «Шукшин в жизни и на экране» так описывает одну из поездок в Тимониху вместе с Василием Шукшиным.
«Больше недели прожили мы в Тимонихе. Я был за повара. Топили баню. Морозило крепко. Поочередно грели бока на русской печке. Шукшин с Беловым говорили о Яшине, Абрамове, Твардовском...
Пребывание у Белова было единственным эпизодом, которому я свидетель, когда Шукшин был раскован и счастлив. Шукшин «зарядился» в Тимонихе».
В книге воспоминаний о Шукшине «Тяжесть креста» В.И.Белов рассказывает о том, как они однажды добирались с Шукшиным до Тимонихи на перекладных. Вначале доехали на пригородном поезде до ст. Вожега. Затем на мотовозе проехали еще не один десяток километров. Потом 12 километров шли пешком, напрямик через лес, поля, кустарники. Дома затопили печь, хотели отдохнуть. Но тут бабы в честь Дня колхозника позвали Белова играть на гармони. Через некоторое время пришел Шукшин и стал плясать вместе с остальными. Пришли домой, сели у окошка и стали вместе петь «По диким степям Забайкалья», «Александровский централ», «Шумел, горел пожар московский».
После той поездки Шукшин отправил Белову письмо, в котором благодарил его за теплый прием, за установившееся в душе равновесие, за то, что «эта деревня случилась у меня».
Шукшину полюбилась родина Белова. Он даже хотел купить домишко около озера «с есенинской березой под окном». Но, как и Рубцову, Шукшину не удалось купить избу на угоре.
Друг звал Белова в Москву на постоянное место жительства, к себе на родину. Присутствовал иногда Белов на съемках фильма «Калина красная». Шукшин предлагал ему попробовать себя в актерском амплуа, но Белов категорически отказался - не любил позировать перед публикой.
«Макарыч так и не смог всерьез заразить меня кинематографией, она по-прежнему представлялась мне каким-то модным, не очень серьезным занятием», - признается Белов. Кино -искусство синтетическое, считал писатель, поэтому не очень-то его одобрял.
Шукшин намеревался снимать фильм о Степане Разине в Великом Устюге, и даже предложил Белову сыграть роль Матвея.
Белов не раз уговаривал Василия Макаровича бросить кино и заняться только писательским делом. Но тот упирался, считая, что кино более быстро, оперативно и образно может передать зрителю то, что нужно. Василий же Иванович полагал, что кино со временем забудется, уйдет, а книги останутся. Кроме того, в фильмах многое упускается. Режиссеры-постановщики многое перевирают, сокращают, интерпретируют замысел автора по-своему. Практически ни один фильм, снятый по произведениям Белова, ему лично до конца так и не понравился, включая фильм по роману «Все впереди», потому что режиссер Николай Бурляев «сделал совершенно не то, что я хотел».
С Беловым иногда Шукшин общался с помощью открыток. Вот одна из них с изображением японской или китайской собачки.
«Вася, здравствуй! Ничего - просто лежу в больнице. Выглянул в окно - весна. Дай, думаю, поздороваюсь с тобой, поздравлю с Весной. Вот и все. Да и собачка понравилась - похожа на редакторшу. Верно? Больше писать нечего. Дай Бог тебе здоровья! Шукшин».
Шукшин обычно не ставил даты в письмах, а Белов конверты не сохранял, поэтому можно лишь догадываться о времени их написания по содержанию в связи с другими происшедшими событиями. Впрочем, два письма все же имели дату.
«Дорогой Васенька!
Получил твою открытку. Спасибо. Живу так же. Сейчас вся возня с планом. В общем, та же мышиная возня - издательская.
Читаю все про тебя. Как критики твоим именем бьют друг друга...
Потом к лету поеду в Москву. Обязательно встретимся. Даже бы и заехал к тебе. Или в Москву ты приедешь?
Ну, книгу шли...
Будь вдохновенен. Твоя слава - реальная и трезвая оценка твоих трудов и всего-то.
Твой Вася. 19 июня 1969года». Другое письмо от 6 февраля 1974 года.
«Лида прочла мне по телефону твое письмо. Спасибо за доброе слово! И спасибо, что приехал.
Теперь о рассказе.
Вася, это не будет всуе, это про то, как один лакей разом, с ходу уделал 3-х русских писателей. Это же ведь славно! Чего тут стыдного? Ничего. Я чувствую здесь неожиданную (для литературы) правду...
Толя едет к тебе и вы в деревню...
Ну, душой буду с вами, а телом - в Кунцевской больнице... Так охота работать!
Как быть-то?! Одно знаю - работать. А уж там как Бог хочет.
А по весне-то, в марте, хотя бы, не собираешься опять в деревню? Ах, попросился бы с тобой.
Обнимаю. В.Шукшин».
Письма называют эпистолярным жанром. Вот до чего додумались теоретики. А на практике - это задушевные, доверительные беседы, иногда с откровениями интимного характера, иногда с пророчествами, с дружескими советами, и почти всегда с лаской и теплом, с раскрытием души и сердца нараспашку.
«Милый Белович!
Получил от Вани Пузанова книжку в дар, и вспомнились те, теперь уж какие-то далекие, странные, не то веселые, не то дурные дни в вашем общежитии. Какие-то они оказались дорогие мне. Я понимаю, тебе там к последнему курсу осточертело все, а я узнал неведомых мне хороших людей. И теперь вот грустно сделалось Этак, глядишь, и вся жизнь - бочком-бочком - прошлепает.
Как дела твои? Что-нибудь думаешь насчет перебираться сюда? Или запустил это дело с бородой вместе?
Я отдал сценарий читать по кругу и сижу весь пустой до звона. Противное состояние...
Ну, дай тебе Бог здоровья!».
Письма, естественно, больше по объему. Но мы приводим лишь выдержки из них, касающиеся личных отношений писателей и их творчества.
«Тезка!
Сел писать тебе и вспомнил, как я тебе писал всегда, - все что-то нехорошо, на душе нехорошо, и все я вроде жалуюсь, что ли. Не знаю, за что я расплачиваюсь, но - постоянный гной в сердце.
Я тебя очень серьезно спрашиваю: у тебя только тело болит или душа тоже? Вообще-то это похоже на то, как болит совесть: постоянно и ровно. Есть у тебя такое? Скажи правду - охота докопаться до корня...
Но все же душа не потому ноет. Нет. Это я все понимаю. Есть что-то, что я не понимаю. Что- то больше и хуже.
Жду письма или самого».
И еще одно письмо, из последних, за февраль 1974 года. Из него мы приведем только конец, так как вначале письма речь идет о болезни дочери Шукшина.
«Вася, дорогой мой!
Позвонили сейчас из «Современника» - повесть не берут. «В течение года ничего острого не будем давать». Раньше бы расстроился, а сейчас - лежу, хоп что (может перелечился?)
Нет, какой-то новый этап наступает, несомненно! «Ничего - о, думаю, это еще не конец. Буду писать и складывать».
Напиши мне, если сможешь теперь, как дочка, как сам? Не падай духом, не падай духом, Вася, это много, это все. Много не сделаем, но свое - сделаем. Тут тоже природа (или кто-то) должны помочь. И - немного - мы сами себе, и друг другу.
Обнимаю тебя. Держись. В.Шукшин».
Подбадривая друга, Шукшин чувствовал, что к нему приближается что-то, что он не понимает... Как к Рубцову. Но тот понимал, знал...
О смерти Шукшина Белов узнал, когда находился в деревне.
«Я не помню, как я ехал оттуда на своей машине, в пути плакал. Приехал в Москву на похороны. Как раз привезли его вещи - кепку, одежду, шарфик...».
Желающих попрощаться с Шукшиным было очень много. На кладбище Белов с трудом протиснулся через толпу к гробу своего друга.
Истинная причина смерти Шукшина осталась неясна. Лично Белов считает, что тут не обошлось без криминала, ибо много было злопыхателей...
Замечательные слова сказал Шукшин о тайных пружинах силы творчества Белова.
«Без любви к тем мужикам, без сострадания, скрытого или явного, без уважения к ним неподдельного так о них не написать. Нет. Так, чтобы они встали во плоти: крикливые, хвастливые, работящие, терпеливые, совестливые, теплые, родные и свои. Любовь и сострадание, только они наводят на такую пронзительную правду».
Сам Шукшин был «правдивым» актером. Оба они вышли из народа и были представителями народа в большом искусстве.
Федор Александрович Абрамов - еще один единомышленник, северный сосед, коллега по писательскому ремеслу, был на 12 лет старше Белова, прошел войну, имел ранения. Творчество их соприкасалось по тематике настолько тесно, известность их была настолько широка, что они просто не могли, не имели права не дружить или, по крайней мере, не общаться друг с другом.
Вряд ли найдутся такие читатели, которые не читали или хотя бы не слышали о таких произведениях Абрамова как «Братья и сестры», «Пелагея» и «Алька», «Две зимы и три лета», «Дом» и т.д. Был он известен и как общественный деятель. Так же, как и у Белова, в произведениях Абрамова видны любовь к людям села, к труду. «Это писатель мощного интеллекта, высокой образованности, широкого кругозора», - писал критик Ш.Галимов.
Судьба и детство Абрамова, как и многих других друзей Белова, была не безоблачной. Когда ему исполнился один год, от ампутации ноги умер отец. У матери осталось пятеро детей. В семь лет он уже ездил на сенокос. В 49 лет мать разбил паралич. Он на «отлично» заканчивает десятилетку и поступает в ЛГУ на филологический факультет. С третьего курса, с первого дня войны, записывается добровольцем в народное ополчение. После ранения, несмотря на то, что был признан негодным к военной службе, Абрамов возвращается в армию, служит политруком, потом в органах контрразведки. После войны заканчивает университет.
Литературная деятельность Абрамова началась необычно. Защитив диссертацию по «Поднятой целине», он стал работать преподавателем, доцентом и заведующим кафедрой советской литературы. Казалось бы, чего еще лучше можно придумать для фронтовика? И вдруг, неожиданно для всех, Абрамов написал роман «Братья и сестры», оставил преподавание и занялся чисто писательской деятельностью, что в материальном плане сильно поколебало его житейский статус, ставило в затруднительное положение семью.
С Беловым Абрамов познакомился по переписке. Белов, еще будучи студентом Литинститута, поддержал очерк Абрамова «Вокруг да около», за который писателя резко критиковали, в том числе земляки. Также Белов сообщает Абрамову, что всей семьей читали «Братьев и сестер». «Моя мать и мои братья и сестры - это Ваши братья и сестры, вологодские крестьяне». Это было напечатано в журнале «Нева» за 1963 год. В том же номере был опубликован рассказ Белова «Люба-Любушка», который Абрамову понравился.
Спустя два года они встретились в Краснодаре на Пленуме СП РСФСР. Познакомил их А.Я.Яшин.
Как пишет Абрамов, он «...не сразу поверил в большое будущее молодого прозаика». Но когда прочел «Привычное дело», сполна ощутил дарование этого вологодского писателя.
Белов называл Абрамова своим близким другом, хотя виделись они не так часто, как с Рубцовым, Шукшиным или Астафьевым, когда тот жил в Вологде.
Абрамов с особой теплотой вспоминал свое недельное пребывание в Тимонихе. Особенно его, уроженца деревни, покорил дом, в котором Белов жил с матерью. Все сделано крепко, добротно. Фронтон украшен резьбой. « А уж по размерам своим дом - богатырь. Две просторные избы спереди, светлица, клеть, подвал, поветь...».
В деревне с Беловым они кололи дрова, ловили рыбу, три раза в неделю мылись в бане. После баньки, вдыхая аромат зелени, хорошо им говорилось в блаженной тишине. Покорила Абрамова своей добротой и «цветастой» речью Анфиса Ивановна, хоть записывай за ней все, что говорит.
«Всю неделю каждое слово ее ловил, потому что в каждом слове ее - поэзия».
Как-то Абрамова спросили, как он относится к Белову? Он, не кривя душой, ответил: «Самое положительное отношение. Удивительный писатель, дар божий. Это гордость нашей литературы».
Особенно хорошо можно проследить отношения Белова с Абрамовым по их переписке, которую они вели с конца 60-х годов до 1981 года.
«Василий, здравствуй!
Опять от тебя давно нет весточки. Где ты? Что ты? В Вологде? У себя в деревне?
У меня к тебе покорнейшая просьба: как только выйдет «Север» с твоей повестью, пришли этот номер мне...
Романюгу свою я кончаю. Не нравится - ужасно. Да что поделаешь — от себя не уйдешь.
Помнится, в последнем письме ты что-то вякал насчет пятаков. Так вот: пятаки у меня есть, и ты, пожалуйста, не надрывайся. Тебе еще придется со временем подкармливать меня. Да, да, придется, свет стоит на взаимовыручке.
Привет от нас с Люсей Анфисе Ивановне и Оле.
Твой Абрамов. 1 марта 1965 года».
Нельзя сказать, чтобы у друзей-писателей было все гладко. У каждого свой характер, свои принципы, свое самолюбие, гордость, своя оценка поступков, свой взгляд на жизнь и произведения. Уже в 1966 году Абрамов несколько резковато выражает недовольство тем, что Белов не выслал ему журнал с повестью, потом начала появляться обида.
«Что же ты, бурбон? Долго еще нам ждать, пока ты раскачаешься?
Эх, Василий, Василий! Так-то ты держишь свое слово. Ну почему так? Почему ты все рыло воротишь от меня? А мы-то тебя ждали. Вот Вася приедет, вот Вася приедет...
Повесть твоя меня совершенно оглушила. Да, вот и кончился мальчик Белов, которого все так дружно расхваливали. А что будет теперь? Я надеюсь, все-таки тебя меньше будут ругать, чем нас с Яшиным... И я завидую тебе и вместе с тем отчаянно радуюсь. Впрочем, это не твоя заслуга. Тут воля провидения...
Твой Абрамов. 9 января 1966 года».
Можно ли было обидеться на такое письмо? Или расценить его как дружеское иронизирование? Упоминание в письме «рыла», «зависти», «провидения», конечно, могли обидеть Белова. Что значит: «Не твоя заслуга»? А чья же? В отношениях писателей появляется небольшая, но чувствительная трещина.
«Я уже два раза писал тебе в Вологду, а ты все молчишь. Обиделся? Слава замутила тебе мозги? Да, поздравляю, поздравляю: журнальчик с твоей подписью мне переслали. А ты на нашу просьбу с Люсей ноль внимания. Нехорошо! Ну да бог тебе судья...
Ф.Абрамов. 26 марта 1966 г.».
Последняя фраза - предвестница ссоры. Абрамов начинает оправдываться.
«Василий! Ну что ты выдумал? На тебя мое письмо так подействовало?
У меня все по-старому. Я уже извещал тебя, что роман закончил. Отзывы восторженные - да что толку. Лежать ему в столе и лежать долго.
Что еще тебе сказать? А вот что. Мне кажется, что ты за последнее время поворачиваешься ко мне задом. В чем дело? Яшин тебя настроил против меня? Если так, то это нехорошо. Какие бы у нас с ним ни были отношения, но тебя-то зачем путать?
Обнимаю. Твой Ф.Абрамов. 18 апреля 1966 года».
На некоторое время переписка прервалась. Затем возобновилась.
«Ругай меня - я заслужил: это ведь черт знает что - несколько месяцев не писать тебе, которого я люблю больше, чем своего родного брата...».
«С чего ты взял, что я на тебя сержусь? Ни-ни! Не из-за чего. Что касается разъезда в Вологде в майские дни, то тут мы оба виноваты...
Твой отзыв о романе взбодрил меня».
Чувствуется натянутость, неискренность, недоговоренность. Правда, последующие письма говорят почти о полном примирении.
«Василий, здравствуй!
Как жизель? Над чем трудишься? А я, брат, забрался в Кисловодск и в полном смысле бездельничаю. Южное солнце, горы и тоска смертная. Не с кем даже душу отвести, потому что кругом евреи, немчура и прочая иностранщина.
Я по первости даже драпануть хотел - до того муторно было, а потом подумал: раз уж встал на эту тропу, надо дойти до конца.
Спасибо за Рубцова, за журнал - Люся получила бандероль.
Прочитал недавно в «Нашем современнике» рассказы Шукшина. Талантлив, гад! Из дерьма сапоги тачает...
Крепко обнимаю. Ф.Абрамов. 25 мая 1971 г.».
Потом получился большой перерыв. Оба активно работали над крупными произведениями, и обмениваться любезностями просто не было времени.
«Дорогой Василий!
Давно прочел вторую часть твоих «Канунов» и хочу от души поздравить тебя. Молодчина ты!
Особенно пришлось мне по душе все то, что связано с мельницей. Вот бы повестуха! Очень хороши также пейзажи. Гроза, например, наповал сразила меня. Но самое главное - тебе удалось показать, что коллективизация нарушила естественный ход жизни. Это прописано убедительно.
Как живешь - можешь? Не грешно и весточку подать.
Был у меня Виктор Астафьев. Впечатление произвел, но я лично едва ли когда-нибудь с ним сойдусь.
Про застольные дела свои не пишу - нечем похвастаться; А ты чем занят? Доволен ли спектаклем в Малом?
Привет сердечный твоим женщинам. Обнимаю. Твой Ф. Абрамов. 18 марта 1977 г.».
Последние небольшие письма-весточки, открытки, иногда с передачей привета и поклонов Ольге Фокиной, Белов получил от Абрамова в 1981 году.
Через два года Абрамова не стало. Он так же, как и А.Яшин, заболел. Северный край лишился еще одного своего талантливого сына, а писатель Белов - друга.
С Виктором Петровичем Астафьевым Белов больше общался лично, чем по переписке, благо Астафьев длительное время жил в Вологде.
Удивительно, до чего были похожи судьбы писателей, с которыми Белов общался.
Астафьев родился в дер. Овсянка Красноярского края 1 мая 1924 года. Жил в семье бабушки, без отца, которого посадили в тюрьму, и матери - утонула в Енисее. Все это, естественно, наложило отпечаток на судьбу будущего писателя. Он воспитывался в детдоме, беспризорничал после детдома, затем учился в школе ФЗО, работал составителем поездов. Добровольцем пошел в армию, был тяжело ранен. После демобилизации на Урале работал слесарем, грузчиком, плотником и т.д. Учился на Высших литературных курсах в Москве. Наиболее известны книги Астафьева: «Пастух и пастушка», «Царь-рыба», «Печальный детектив», «Прокляты и убиты» и другие. Герой Соцттруда. Лауреат Государственных премий СССР и РСФСР.
В Вологде Астафьев жил с 1969 по 1979 год, затем вернулся в Красноярск.
По известности в России Астафьев не уступал ни Белову, ни Абрамову, ни Распутину. Однако пути их разошлись в связи с внутренними проблемами в СП, с одной стороны, и некоторой несовместимостью взглядов на произведения - с другой. Вот как об этом пишет сам Белов.
«С Виктором Астафьевым я еще в Вологде не во всем сошелся. Когда он жил у нас, я помню, как в эстетическом плане у меня с ним постоянно разногласия были. Когда он написал «Пастуха и пастушку», он, прежде всего, мне дал прочитать рукопись. Я почитал внимательно и сказал ему довольно резко, наверное, не надо было так, мол, можно за счет сокращения сделать такую изюминку, которая останется на века. Все равно она останется и в таком виде, но можно было еще усилить ее художественное воздействие за счет только одних сокращений. Я был ортодоксом и максималистом в своем подходе к мастерству. А он жалел. И не только меня не послушал, а еще и увеличил повесть...».
Не согласен был Белов и с трактовкой событий Астафьевым в книге «Прокляты и убиты».
Это был еще не конфликт. Основа конфликта оказалась более серьезной, можно сказать, идеологической, когда Союз писателей разделился на две части и Астафьев примкнул к другому крылу, которое пытался возглавить не очень-то любимый писателями и поэтами из провинций Е.Евтушенко. По странному стечению обстоятельств, он же хлопотал о досрочном освобождении убийцы Рубцова - Дербиной и положительно отзывался о ее стихах.
После смерти Астафьева Белов сожалел о том, что так и не помирился с сибирским талантливейшим писателем, по существу, его другом и коллегой.
«Сейчас уже Виктора Петровича нет, и думаешь, надо ли было так конфликтовать?».
В последний год жизни Астафьев написал для жены, детей, внуков самоэпитафию: «Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно. Я ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать Вам на прощанье». Он ушел из жизни 29 ноября 2001 года.
Несмотря на конфликт, который возник не сразу, Белов с теплотой вспоминает Астафьева. Вместе с Рубцовым он часто заходил к Виктору Петровичу в гости, и всегда встречал радушный прием. Вместе обсуждали наболевшие проблемы, бывали на пленумах и съездах писателей, иногда вместе отдыхали. Оба ездили по стране и загранице, увлекались публицистикой, много писали, занимались большой общественной работой. Астафьев высоко ценил талант Белова и Рубцова.
Валентина Григорьевича Распутина московские литературные бонзы также относили к «деревенщикам». Белова свела с ним «политическая близость позиций».
Распутин на пять лет моложе Белова. Родился он в Иркутской области. Он тоже рано остался без отца и сам пробивал себе дорогу в жизнь. Работал журналистом в Сибири. Литературные достижения Распутина так же весьма впечатляют. Он, так же, как и Белов, занимался общественной работой - был народным депутатом СССР, членом Президентского Совета, Сопредседателем Русского Национального Собора и т.д. Так же, как и Астафьеву, Распутину было присвоено звание Героя Социалистического труда, он являлся лауреатом Государственных премий СССР и РСФСР. Книги его переведены на многие языки мира. Так, можно сказать, вокруг Белова собралась могучая кучка писателей, близких по мировоззрению, талантливости, духовности, высоким личным качествам.
Познакомились Белов с Распутиным в 1970 году в советско-болгарском клубе молодой творческой интеллигенции, встретились в самолете, а затем во Фрунзе (нынешний Бишкек) поселились в одном номере гостиницы. Судьба знает, кого с кем сводить. Белов в то время уже был известен своими рассказами, «Привычным делом» и «Бухтинами». Распутин только еще поднимался на литературные подмостки.
Вместе с Распутиным Белов защищал Байкал, выступали против поворота северных рек. Распутин был у Белова в Тимонихе, Белов гостил у Распутина на Байкале. Вместе побывали в Югославии.
Распутин был неизменным гостем почти всех юбилеев Белова. Их больше чем тридцатилетняя дружба никогда не омрачалась каким-либо непониманием, неприятием. В год 70-летнего юбилея Белова Распутин написал: «За годы однополчанства в литературе я только все более убеждался в том, что удалось увидеть и разглядеть в нем с первых же встреч. Чистую, почти детскую душу, неиссякаемый интерес к большому и мелкому вокруг, желание участвовать в событиях, вмешиваться во все, что происходит не по чести и совести. Главное в творчестве Белова, - отмечает Распутин, - это правда. Писательство для Белова - это заступничество за народ».
Белов с Распутиным поддерживают тесные контакты до настоящего времени.
Александр Александрович Романов - поэт, секретарь Вологодской писательской организации также оставил заметный след в судьбе и творчестве Белова. Я бы его назвал координатором писательской деятельности Белова, безусловным его единомышленником.
Романов был старше Белова всего на два года. Он так же воспитывался в деревне без отца, сам, без всяких поручителей, пробивался в литературу и стал настоящим поэтом. Написал более двадцати книг стихов.
Романов часто первым читал рукописи Белова и первый же выражал уверенность в том, что произведения Белова проживут долгую жизнь. Романов поддерживал теплые, дружеские отношения и с Рубцовым, и с Астафьевым, и с Абрамовым, и с Коротаевым, и с другими писателями. Книгу «Северные поэмы» он выслал Абрамову. И вот как тот откликнулся на стихи из Вологды.
«Дорогой Александр Александрович!
Только что вернулся восвояси (по ночам слонялся, по писательским лежбищам) и был рад получить от тебя подарок. Спасибо, друг! Как только распихаю неотложные дела, примусь за изучение Романова. Да, за изучение, ибо всегда много хорошего и нового нахожу в твоих книгах.
Будь здоров и удачлив в новых постройках, которые ты рубишь. А за добрые слова о моем «Доме» особое спасибо!
30 сентября 1979 г.».
После этого письма Абрамов был в Вологде у Белова. Они сидели втроем. Абрамов рассказал о своей поездке в Америку. Главное, на что обратил внимание Абрамов, это то, что «Америка богатеет лишь для себя, а Россия тратится для всех. Вот в чем огромная разница».
Отношения Белова с Романовым были ровными, благожелательными, деловыми.
«Судьба распорядилась так, - пишет Романов, - что подружились мы с молодости и пошли до седых волос рядом. И с годами не ослабнет во мне радостное удивление перед творческой мощью Василия Белова».
«Популярность Белова была очень большой, - вспоминает А.Романов. - В торговом ряду на Ярославском вокзале Белов увидел книгу Ивана Ильина. Достал деньги, чтобы ее купить, а продавщица сказала: «Василий Иванович, я с вас деньги не возьму - я дарю вам эту книгу. Но прошу на память оставить автограф».
Задушевные беседы часто продолжались за полночь. Говорили о том, что каждому нужно заниматься своим делом, о поэзии, литературе вообще, публицистике, которую Белов считал почему-то опасной для писателя, с чем Романов категорически не соглашался.
Говоря о «Канунах» Белова, Романов отмечал: «Взгляд и слух, и познание писателя настолько вездесущи и проницательны, что от их прикосновения стихия минувшей жизни как бы вновь самовозгорается и творит самое себя уже без авторского вмешательства. Такое живописание случается в литературе очень редко». «Кануны» Василия Белова - это трагическое прощание с нами великого крестьянства. Сам Романов был из крестьянской семьи и поэтому мог оценить произведения Белова о крестьянстве как никто другой.
Романов постоянно удивлялся тому, как безошибочно Белов предчувствовал события, знал, что следует делать завтра, послезавтра и т.д. Белов боролся за правду, за крестьянство в полную меру своих сил. Его личная сила заключалась « не в красноречии, а в честной немногословности да мудрой проницательности».
«Василий Белов велик еще и тем, что каждую книгу он создавал в тот момент, когда именно в такой книге и нуждалось само Время, нуждался сам русский народ, - писал А. Романов. - Многие критики, как кроты, лишь норы рыли вокруг его творений, яростно подкапываясь под него, но самого писателя никогда не понимали, ибо были ему совершенно чужды».
Познакомились Романов с Беловым на совещании молодых литераторов в Вологде. Проводить совещание приезжали А.Яшин, С. Викулов, С.Орлов - все выходцы с Вологодской писательской организации и уроженцы Вологодской области. Иногда приезжали Коничев, Дементьев, Дудин, С.Марков и другие писатели и поэты.
В 1961 году Романов учился на Высших литературных курсах, Белов - в Литературном институте. Жили в одном общежитии. Земляки вместе проводили свободное время, вместе читали Твардовского, стихи которого были созвучны их думам и чаяниям.

И я за дальней звонкой далью,
Наедине с самим собой,
Я всюду видел тетку Дарью
На нашей родине с тобой.
С ее терпеньем безнадежным,
С ее избою без сеней
И трудоднем пустопорожним,
И трудоночью - не полней...

Как у Твардовского все было сильно, здорово сказано, есть чему поучиться. Стихи его лились сами собой, поэмы читались без остановки, на одном дыхании. С чем-то вологодские поэты не соглашались, но в целом от Твардовского они были в восторге. На одном из писательских съездов в Колонном зале Дома союзов Твардовский неожиданно подошел к представителям Вологды, поздоровался и пожалел, что «Привычное дело» Белов не отдал печатать в журнал «Новый мир».
- Тогда-то я был рад, что «Север» напечатал, - ответил Белов.
- «Плотницкие рассказы» тоже хороши. Спасибо, что отдал нам...
У Романова в это время в журнале «Новый мир» было напечатано стихотворение «Домашняя хозяйка».
Что ни говори, а встречи, общение с такими известными литераторами бодрили, вселяли уверенность в собственные силы.
Последующее общение земляков в Вологде было плодотворным, искренним, душевным. Однако в 1999 году не стало и Романова.
О дружеском, уважительном отношении Белова к Романову говорят следующие слова: «Все сорок дней, пока душа Саши не предстала перед Богом, я не мог примириться с горестной пустотой, которая образовалась с его уходом. Смерть Романова - это наша общая потеря, но для меня эта утрата просто непосильна: мы были друзьями с 1955 года. Александр Романов был подлинным архитектором, умелым строителем Вологодской писательской организации. Вместе с Виктором Коротаевым, тоже умершим неожиданно, он буквально выпестовал множество молодых и старых вологодских писателей.
Будучи прекрасным организатором литературных сил, Александр Романов всегда оставался глубоко лиричным, тонким поэтом, знающим материальные потребности нашего народа и все его духовные чаяния. Книги Александра Романова - это достояние всей русской культуры. Стихи Александра Романова останутся чистым незамутненным источником русской культуры, родником нашего северного народного слова».
Тесно общался Белов и с поэтом Виктором Вениаминовичем Коротаевым. А тот, в свою очередь, был другом Николая Рубцова, написал о нем книгу, был составителем сборника воспоминаний о Рубцове и его стихов. В.Коротаев пять лет возглавлял Вологодскую писательскую организацию. Написал более двадцати книг стихотворений. Был лауреатом литературных премий имени Яшина, Фадеева, Н.Островского. В сборнике стихотворений «Чаша» есть стихи, посвященные Белову. Коротаев писал стихи о деревне, поэтому был близок как Белову, так и Рубцову. Умер он от сердечного приступа в мае 1997 года, прожив на десять лет меньше, чем Романов.
Хотелось бы сказать еще об одном поэте, с которым Белов часто встречался, общался, стихи которого очень любил. Это Чухин Сергей Валентинович. Он также был уроженцем Вологодской области, родился и воспитывался в семье сельских учителей, часто встречался с Рубцовым. Чухин окончил Литературный институт, работал в вологодских газетах. Выпустил в свет шесть сборников стихотворений. Он трагически погиб в возрасте 40 лет. Могила Чухина находится рядом с могилой Рубцова.
В архивах Белова можно встретить письма таких известных в России людей, как Балашов, Бондарев, Быков, Викулов, Гаврилин, Свиридов, Личутин, Коняев, Углов, Можаев, Носов, Проскурин, Тендряков, Шафаревич и многих других.
Таким был круг единомышленников, в котором вращался Василий Иванович на протяжении всей своей творческой жизни. Само вращение в этой плеяде знаменитостей заставляло активно влиять на других и, в то же время, быть подверженным благотворному духовному влиянию творческой интеллигенции. Без такого общения мир писателя был бы не настолько ярок и разнообразен.
И до сих пор приезжают и приходят к Белову друзья и единомышленники, чтобы пообщаться с ним. Не забывает его и вологодская писательская организация.
Общение с единомышленниками-литераторами было бальзамом для души Белова. А вот общение с политиками и чиновниками оказалось для него не столь благоприятным. Об этом — в следующей главе.

далее