ДЕМОНЫ И БЕСЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Легко счесть годы, месяцы, дни настоящей жизни. Но
не счесть, сколь пустопорожнего времени протекло, про
сочилось, провалилось сквозь душу! Прошло и сгинуло,
тускло, тяжело, бестолково.
В томительные часы бессмысленных лекций по политэ
кономии социализма или спецкурса по роману “Цемент”
Федора Гладкова ( Этот чертов “Цемент” был одним из
вопросов моего билета на госэкзаменах. Надо же!..) одно
утешало скуку души: сейчас смотаюсь в библиотеку — и!..
И враз отступит, отпустит душу цементно — экономичес
кий бред и морок.
А библиотека Литинститута была замечательной — и
никто ее не разворовывал, кроме рассеянных студентов.
Можно было спокойно, без оглядки выписать “Опавшие
листья” запретного, неведомого Василия Розанова, или
“Жемчуга” сверхзапретного, но известного Николая Гу
милева. Тихо, без особого спроса, пылился на полке “Один
день Ивана Денисовича”. И никто не мешал за скучным
чтением посредственной, но скандальной прозы грезить
бесстрашно о грядущих “красных колесах” и еще, черт зна
ет, о чем, ведомом и неведомом.
У околобиблиотечных людишек в ксероксах и перепе
чатках свободно переходили из рук в руки “Архипелаг Гу
лаг”, “В круге первом” и даже гениальные “Колымские
рассказы” забитого, забытого, обиженного судьбой и со
ратниками по перу Варлама Шаламова.
И читалось запретное ночами напролет, до красных
кругов в глазах.
А в незримом — дьявольским образом обращались
красные круги в кровавые колеса. И убыстряло, н а
прягало чудовищный ход всепожирающее, живое ко
лесо Истории.
80
■
■