83 / 196
же самом благословенном Литинституте имени Горького
с несгибаемой глупостью и самоуверенностью, как и в ста
рорежимные годы, но уже не при Союзе писателей СССР.
И вот как-то, не помню уж по какому поводу, в разго
воре о Бунине, которого Рубцов очень ценил, возникла фа
милия Набоков. Есть, дескать, в эмиграции русский писа
тель, превзошедший славой настоящего Нобелевского ла
уреата, но настолько ярый, злобный антисоветчик, что
лучше помалкивать. И всеведущий товарищ без лица и
фамилии многозначительно обвел рукой стены.
Стены общежития Литинститута имели уши — и очень,
очень хорошие. Все это прекрасно знали, но особо не таи
лись от сих “всеслышащих ушей”, а в хмельном виде и по
давно. И напрасно иные обитатели нынешней всепрослу-
шиваемой России гордятся своей, завоеванной в битвах с
коммунистическими хищниками, свободой. Свободой лжи
вой и брехливой. И в давние стукаческие времена можно
было говорить о чем угодно. Но не с каждым!..
И, в первую очередь, с пережившими все и вся нонеш
ними свободолюбивыми брехунами.
Меня почему-то развеселила столь необычная для со
ветского звукоряда фамилия. Я хмыкнул и брякнул что-то
вроде:
—
Боков! На — Боков!... — и совсем уж бездарно вспо
нил и переиначил злую эпиграмму, — Ничего глубокого
нет в стихах Набокова у Бокова!
Кое-кто хохотнул, а Рубцов молчал и отстраненно по
маргивал. Имел он такую слабость в подпитии: моргает,
моргает — и молчит, будто кого-то из себя выгоняет. Морг,
морг ресницами, того гляди бабочки васильковые из глаз
вылетят. Выпорхнут и тотчас сгорят налету. Проморгает-
ся, — колко, неузнаваемо скользнет взглядом по смут
ным лицам, — и дыхнет из усталых, измученных глаз, и
пронзит тебя до оторопи настороженное чужое нечелове
ческое ожидание. До озноба, до немыслимого протрезвле-
82
ДЕМОНЫ И БЕСЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА