88 / 196
ЛЕВ КОТЮКОВ
обрекал на презрение весь мир Божий, лежащий во зле не
по воле Божьей. И так ли все-таки безумно зло?! Ибо ска
зано: “ Хочешь быть мудрым в мире сем, будь безумным!”
Теперь-то я понимаю, что несправедливо придирался к
писателю, был зашорен воспоминаниями и россказнями о
его непомерной гордыне. Конечно, великолепный Набо
ков был фрондер. И позволял, именно позволял себе фрон
дерство до конца дней своих. Но с гордыней он был в бо
лее сложных и страшных отношениях, чем нам, негордым,
представляется. А любовь к предметам томила его не из-за
презрения к человеку, а из-за разлучения с отчей землей, с
языком отчим, с унижением земли и слова русского.
И сдается мне, что цеплялся он за предметы, как за якоря
земного притяжения, дабы не сгинуть в чернодырье обес-
словленной пустоты космополитизма. Но опущу ради
краткости изложения свои скромные размышления о На
бокове, я же ведь вспоминаю, как нам с Рубцовым не уда
лось в свое время прочитать Набокова.
И вообще не зря сказано: скромность украшает скром
ного человека.
А происходило наше непрочтение в 1966 году, или чуть
позже. И Набоков был жив, здоров, исправно писал, и кни
ги его исправно выходили на Западе, — и, наверное, весь
ма и весьма бы удивился, проведай, что в пыльной хру-
щобной Москве, в бедном общежитском застолье не всуе
поминается его имя. А может, и порадовался бы без удив
ления — и, как знать, глядишь, и подвигся бы на посеще
ние мрачной родины, а может, и на последнее возвраще
ние.
И напрасно некий удачливый подражатель Набокова,
нынешний литературный воротила, однажды уверял меня,
что до массового растиражирования своих писательских
опытов ведущими советскими издательствами не был зна
ком с прозой великого скитальца и даже был притесняем
и гоним... Гоним, наверное, для массового издания в “Со
87