89 / 196
ДЕМОНЫ И БЕСЫ НИКОЛАЯ РУБЦОВА
ветском писателе” и “Лениздате” за непрочтение Набоко
ва. Всем бы такое стеснение и гонение!
Да и совершенно не верится, что такой просвященный
и породистый человек, как Андрей Битов, не имел доступа
к запретным текстам. Уж если и у нас, сиволапых, имя На
бокова было на слуху, то ему сам Бог повелел.
И можно было бы закончить на сем эпизод с воспоми
наниями о непрочитанном Набокове, если бы не случай
ное прочтение грациозного эссе неувядаемой Беллы Ах
мадулиной под небезынтересным заглавием “Робкий путь
к Набокову”.
Ох, как тяжко выдохнуть: поэт — это не женщина, а
женщина — это не поэт!
Но, в порядке исключения, я к Ахмадулиной относился
и отношусь очень хорошо, почти влюбленно. Но радуюсь,
что она ко мне никак не относится, и надеюсь на свое
дальнейшее пребывание в неизвестности для этой высоко-
утвержденной и высокопоставленной дамы.
Но уж больно резанула меня такая продыхновенная
фразочка:
’’...Новехонькая полночь явилась и миновала — и са
мое время оказаться в Париже шестьдесят пятого, по-мое
му, года. Ни за что не быть бы мне там, если бы не настой
чивое поручительство Твардовского, всегда милостливо-
го ко мне. (Знал, знал царедворный пан Твардовский, к
кому надо быть милостливым!) Его спрашивали о “Но
вом мире”, Суркова — об арестованном Синявском и Д а
ниэле, меня — о московской погоде и о Булате Окуджаве,
Вознесенского окружал яркий успех.
...Синявский и Даниэль обретались — сказано где, Гор-
баневская еще не выходила с детьми к Лобному месту, я
потягивала алое вино.”
Впечатляющая картина возникает, очень впечатляю
щая. Почему-то не упомянут отбывающий ссылку Иосиф
Бродский, но, сами понимаете, — Париж, “яркий успех,
88