Он с раздражением посмотрел на ее руки и, морщась от бо
ли, прохрипел:
— Будь я лошадью, уже раз сто так лягнул бы тебя, старая,
что ты собрала бы все стулья в вашем сарае.
— Ой, кабальеро! Ежели б вы были лошадью, я давно при
стрелила бы вас и не горбатилась почем зря. —Расплываю
щийся бюст хозяйки ходил ходуном. Ее терзала грудная жа
ба. —И не орите, будто рожать собрались, дорогой сеньор де
Аргуэлло. Я лечу вас по старинному индейскому рецепту мо
их предков.
Сильвилла осклабилась, показав неровные зубы. Крупные,
они придавали ее лицу сходство с лукавой кобыльей мордой.
— Ну и воняет же. — Капитан брезгливо покосился на
темную и тягучую, как смола, мазь, которую толстуха ловко
подцепляла указательным пальцем из горбатой половинки
черепашьего панциря.
— Черт побери, я не такой уж и больной, мамаша. И если
вы перестанете втирать в меня эту гадость пригоршнями, я
скоро буду на ногах!
— Молчите лучше, сеньор. —Сильвилла потуже увязала
замызганный пестрый платок и погрозила испачканным
пальцем: —С болтовней уходит жизненная сила. Вам надо
уснуть, дон. И не обижайтесь: поучая мужчин, женщины
учатся сами.
В лицо капитану пахнуло пряностями, какими заядлые ку
рильщики перебивают запах табака. Сильвилла поднялась со
стула и, что-то кудахча под нос, удалилась.
Капитан дон Луис де Аргуэлло уже третий день лежал пла
стом. К вечеру его, как заколдованного, начинало лихорадить.
Он чувствовал жар, язык сухим листом прилипал к нёбу.
Хотя Луиса и обмыли заботливые руки Сильвиллы, вид у
него был еще тот. На лице запеклись коросты глубоких цара
пин, на груди, точно фамильный росчерк, пылал след шпаги
майора. Капитан был зол, как раненый бойцовый бык, и жаж
дал реванша. Его плечи нервно подергивались под рубахой.
Заезжий незнакомец отбил у него невесту, ранил на дуэли,
раздразнил, вынудил отступить и заставил выглядеть мельче,
чем он всегда хотел казаться перед своими солдатами.
323
