затертых, в сальных пятнах штанах, толстом полосатом сера-
пе индейской работы, высоких сапогах и кожаном сомбреро,
на котором местами болтались обрывки медных цепочек
и блях.
— Гэй! Гэй, дьяволы! Шевелите копытами!
Бич отрывисто щелкал в горячем воздухе, разбавляя уны
лую монотонность дороги.
Был шестой час пути. Де Уэльва время от времени погля
дывал в оконце кареты. Глазами опытного солдата он при
вык замечать невидимое для остальных в далеком безобид
ном облаке пыли, в мелькнувшей в травах тени. Но горизонт
был чист и спокоен. Обзору не мешали ни заросли кустов,
ни мескитовых деревьев. Лишь желто-кирпичная долина с
жарким удушным воздухом, заполненная стаями щебечущих
птиц.
И только далеко на западе вздымались синие горы Сьерра-
Мадре —крутые зазубренные склоны, изборожденные уступа
ми и каменистыми курумами, затканные шипастыми заросля
ми. Спустя еще час дорога стала превращаться в каменистую
пустыню. Пробегавшие местами лисы и койоты пугливо огля
дывались на незнакомцев. Воздух постепенно начинал отсве
чивать дрожащим пурпуром.
Мелкое трясье баюкало майора. Но сладкий дорожный
сон, как назло, не шел в руку. Он откинулся на спинку сиде
нья, поглядывая на бегущую дорогу из-под широкой шляпы,
надвинутой на самую переносицу.
Озабоченный взгляд его уперся в деревянную обшивку
дверцы кареты. Мыслями он был далеко.
«Как там Тереза? —Сердце терзала тревога. Вспомнилась
ночь, когда они топили друг друга губами. —Старик Антонио
сказал, что домой она не возвращалась... Где ее бес носит?..»
Прошел всего какой-то день, но все перевернулось в нем,
все смешалось. По совести говоря, майор ненавидел себя за
то, что дочка какого-то безродного мексиканца засела столь
глубоко в его сердце. «До того ли мне?..»
Де Уэльву смешило и злило, что его —закоренелого греш
ника и тертого солдата —околдовали, как желторотого юнца.
«Господи, сколько их было у меня!» Но в памяти оставались
лишь яркие пятна интимных утех со слезами признаний, с
мольбой и заламыванием рук, где альков пахнет подвигом и
328
