Странности своего спутника заметил Ефим еще в
начале похода. Бывало, гребут они вверх по реке и
вдруг уставится Тимоха на горный изгиб над головой,
смотрит, не сводя глаз, и улыбается. «Что там, Ти
моха?» — обеспокоенно спрашивал Ефим. «Да,, глянь,
медведь», — шептал Тараканов. «Где, где медведь?» —
силился увидеть Поточкин. А Тараканов лишь смеялся:
«Да вот эта гора и есть натуральный медведь — по
профилю. Видишь, передние лапы подняты и нос вверх
торчит». — «Ну ты, Тимоха, прямо блажной!» — в
недоумении от такого мальчишества крутил головой
Поточкин.
А то увидит еще стаю гусей над рекой и опять
задерет голову и смотрит, смотрит, как летят они уз
ким клином встречь восходящему солнцу. «Стреляй! —
орал Поточкин. — Что пялиться-то на них!» Нет, не
шевелится, смотрит и даже до ружья не касается,
только говорит нараспев: «Ты глянь, Ефим, лепота-
то какая!» Ну чем же, право слово, не блажной!
А стрелком Тимоха оказался удивительным, каких
до того и видеть Поточкину не приходилось. Он, пре
жде чем ружье схватить, примерялся глазом, доста
нет дробь или пуля цель, а уж если целился, то,
считай, на привале свежатинкой угощать будет, про
сто так заряды не расходовал.
Как-то, когда оленину вкушали, выпытывал у него
Поточкин о том, что раныне-то, до приезда в Аме
рику, Тимоха делал. Тараканов, до того скрытничав
ший, вдруг разговорился: пять лет, мол, рассорившись
с батей своим, купцом второй гильдии, зверя в тайге
промышлял. «Чего ж тебя сюда-то, за тридевять зе
мель, потянуло?» — удивился Поточкин. «А так, —
неопределенно сказал Тараканов, — прослышал, что
в Америке промыслы богатые, мир захотелось по
смотреть». — «Стало быть, — уточнил Ефим, — по
доброй воле, охотником, сюда явился?» — «Охотни
ком», — подтвердил Тараканов.
Подыскивая напарника в трудный поход, назначен
ный ему на Нучеке Барановым, старовояжный Поточ
кин пробовал одного за другим уговорить близких
людей, и все отказались. О реке Медной слава у
промышленных была плохая: не раз гибли там про
28
