Верую, яже и ты Отечеству и престолу служить по совести бу
дешь. Клятвенное обещание дадено, не щадя живота своего, до по
следней капли крови.
Постигни истины долженствующие: ты дворянин —шею не гни.
Будь честен к товарищам. Строг, но токмо справедлив к матросам.
Без нужды в каюту не заколачивай. Не терпи воровства казны, спи
ну врагу не показывай!
Да избави тебя Боже оступиться на стезе сей! На сем перо откла
дываю... От неба милости не жду. Об одном молю Отца Небесного —
даровать мне при ясности мысли и чувства иметь счастие лицезреть
и обнять тебя перед кончиною.
Но чую сердцем своим, уж, таки, не свидимся мы боле. Прощай,
сын мой Андрей! Трижды целую тебя. Прими мое благословение во
имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
С.-Петербург. Сентябрь 16,1802 г.
С. И. Преображенский».
Окончив чтение, Андрей прижался губами к батюшкиному
вензельку. Душу его, как всегда, наполнило светлое и гордели
вое чувство за покойного родителя. Хмурый лик просиял, на
сердце стало покойно, созрело непоколебимое желание выпол
нить свой офицерский долг; капитан понял, что лишится рас
судка, если не отыщет виновных и не покарает их. И если нет
Бога, если нет справедливости —он будет сам и Богом, и судьей.
Сын улыбнулся в который раз куриному почерку и орфо
графическим ошибкам батюшки. «Да... не пером —шпагой и
духом силен был старик», —подумал и молвил в голос:
— Чему быть —того не миновать! В конце концов, пусть
решит оружие и судьба.
Глава 16
Сосущий неугомон, овладевший Рыжим, был сдавлен мрач
ным предчувствием. Будто в хмельном угаре, роились, схлесты
вались и затягивались в нераспутные узлы смутные домыслы.
И столбились они на одном: Гелль, этот американский шомпол,
ненавидящий его, беглого каторжника, не давал покоя.
После разговора на колокольне Мамон, отсиживаясь в сво
ем логове, долгонько ломал голову над словами пирата. Он не
находил себе места, замужичил чуть не четверть ядреного
«ерофеича», но забыться так и не смог; точил взглядом пото
180
