— Си, сеньор... Боже! Что вы сделали с моим сыном?
— Ничего.
_ Он жив?
— Да. Я пощадил его, лишь немного подковав, чтобы он
яснее воспринимал мир. Это пойдет сопляку только на поль
зу... Ну, ну! Не дергайся, старый!
— О Боже! —Голос Катальдино дребезжал от волнения,
как ложка в стакане. —Я думаю, вы, дон Сальварес, не за
этим явились... Святой Себастьян! Вы безрассудный человек,
сеньор де Аргуэлло. Вы просто пугаете...
— Но инсургенты, папаша, тебя пугают, похоже, больше?
— Истинно так, ваша светлость... —Он покачал грустно
головой, словно сам себя жалел. —Не в лучший день вы по
жаловали к нам. «Змея в траве» притаилась в Навохоуа... Ко
ролевские войска ушли из наших мест и не сегодня-завтра
здесь могут появиться повстанцы, — промямлил горбатый
Йозеф Катальдино, старожил деревушки и содержатель ма-
ло-мальской харчевни, больше напоминавшей хлев для сви
ней, чем постоялый двор.
— А по-моему, старик, ты трешь языком, потому что ску
пость в тебе родилась прежде совести. Я вижу, ты крепко забил
ся в свою нору, чтобы тебе не напекло плешь. Но запомни, если
решил, что, натянув кипу1до ушей, спрятался от всего света, то
глубоко ошибся. Кстати, сегодня такой же хороший день, как и
любой другой для того, чтобы накормить честных католиков. —
Голос лейтенанта зазвучал, точно на чугунную сковороду бро
сили пригоршню гвоздей. —А насчет инсургентов, горбун, я
знаю и без тебя. Из Навохоуа люди бегут, как крысы с тонуще
го корабля. Но когда я здесь, —он хлопнул по мореной рукояти
пистолета, —они, наоборот, летят тучами на борт.
Хозяин, всем своим видом напоминавший прокаленную на
солнцепеке мозоль, нерешительно двинулся вдоль грубо ско
лоченной стойки, толкая перед собой здоровенную мокрую
тряпку. Птичьи глаза его были полны беспокойства.
— Конечно, конечно, чем могу помогу, дон Сальварес...
А как иначе, сеньор, мы же все люди. —Он искоса взглянул
на младшего де Аргуэлло, и в тот же миг ему показалось, что
его словно прижгли раскаленным тавром. Красивое лицо
1Традиционный еврейский головнойубор.
401