Весь лес от края и до края, насколько хватало глаз, кишел
людьми. Они напоминали вшей, густо усеявших зеленую
шкуру необъятного зверя.
Заходящий солнечный диск уже воткнул в мохнатые кро
ны дубов тысячи своих красных стрел, окрасил червонным
золотом многочисленные ручьи, алевшие в травах кровавы
ми жилами. И по ним хлюпали и чавкали сапоги и башмаки,
копыта и колеса, сандалии и босые ноги безамуничного во
инства.
Инсургентов было больше, чем много... А они все выходи
ли и выходили из леса: солдаты с мушкетами через плечо,
крестьяне в холщовых хубонах и сомбреро, с мачете и вила
ми, индейцы при луках и пращах, ремесленники, женщины,
дети; и то тут, то там, как пророки, ведущие свой народ, доми
никанцы в белых рясах. С флангов скакали всадники с сабля
ми без ножен, небрежно болтающимися на поясах в желез
ных кольцах.
Ревели мулы и ослы, надрываясь вместе с людьми, они та
щили пушки на лафетах из грубо сколоченных брусьев. И так
без конца и края...
Теперь Початок понял, что за далекий шум ловил его
слух. Это скрипели и скрежетали, гремели и стонали телеги
и подводы, фургоны и возы тех, кто шел на смерть против
короля.
Муньос облизал обветренные губы, потряс головой: теперь
кроме угрюмо-тягучего хорала этого великого движения ни
чего не было слышно. С востока на запад оно протянулось на
несколько лиг всепожирающей лавой.
— Господи Боже! —Антонио обметался крестом и прики
нул: этому шуму вскоре суждено будет обратиться в безум
ный грай и хаос, который оглушит и потрясет империю до ос
нования. «Проклятые повстанцы! Расползаются по всей
стране, как черная оспа».
Околдованный невиданным действом, он еще продолжал
некое время трудить глаза, потом, опомнившись, бросился к
империалу, но тут же замер.
Позади в пятистах ярдах, через равнину монументаль
ным горбом тянулось пышнотравое взгорье, которое об
росло стальным лесом пик и панцирем кирас тяжелой ка
валерии.
392
