Вуалевый сумрак каюты кроился пред ним, костлявыми те
нями падал сзади и, крадучись, полз по пятам. Моряк в оче
редной раз опрокинул бутылку, тоскливо глянувшую болот
ной зеленью дна, однако его губы изогнулись в лукавой
улыбке: он сумел рассмотреть спасительный берег.
— Сто дьяволов! —Бутылка сердито зазвенела, закатившись
в угол. —Нюх не подвел меня. Есть! Есть бумаги! И главное,
знаю, у кого! Дело за малым: их надо суметь взять! Клянусь, они
стоят любого набитого золотом галеона! —американец бросил
конверт в ящик и повернул ключ.
Бойкий стук в дверь каюты заставил его оглянуться. На
пороге стоял Райфл: руки его были грязными и масляными,
лицо полосатым от смолы. Старый капитан всматривался в
него глубоко запавшими глазами и молчал. Наконец зевнул,
почесал шрам:
— Похоже, это опять ты, Кожаный? Один пришел? Ну,
проходи, я тебя не трону.
Боцман не заставил себя ждать, сел на сундук.
— Как погрузка? —Коллинз поставил новую бутылку на
стол.
— Как часы, капитан. Команда не подкачает. —Голос Сти
ва прозвучал напряженно, будто перед атакой.
— У-у, а ответ-то твой... отдает спрятанным в погребе по
койником, сынок. —Старик, тайным скрывом наблюдая за
боцманом, наполнил кружки. —Выкладывай, парень, я «мо
ченый» и носом чую за морскую милю, кому и что от меня
нужно.
— Многие злы на тебя: устали лизать во все места, щерят
ся и лапы чешут. Короче, сэр, команда хочет услышать весе
лый звон в карманах, а не свист ветра...
— Значит, лапы, говоришь, чешутся? Ну так почешите и
успокойтесь, или я почешу ваши тупые головы пулей. Ну, что
ты заткнул язык, сынок? Сдается мне, ты спишь и видишь се
бя капитаном?
— Между нами два ярда, сэр... Я, может, допрыгну, а может,
и нет... Еще раз назовешь меня «сынком», и мы узнаем это...
Коллинз усмехнулся:
— Придется встать в очередь, сынок.
Вместо ответа боцман молниеносно вырвал из ножен те
сак —и... черный глаз пистолета парализовал его.
102
