пал дрожащими пальцами прутья ограды, на негнущихся но
гах доковылял до калитки и... обмер: он вдруг почувствовал
кожей, что не один. Средь молчаливых, насупленных могил
присутствовал кто-то еще, невидимый, затаившийся.
Петр Карлович ощутил, как корни волос на его голове за
шевелились. Пот градом покатился по бледному, измятому
лицу. Он привалился к кресту, понимая, что теряет сознание.
Подгнившее дерево зловеще заскрипело, крест под его тяж е
стью клюнул вперед.
Какое-то внутреннее, быть может, шестое чувство застави
ло сдержаться и не выдать себя вскриком. Рот лекаря по-ры
бьи краткими рывками ловил воздух. Ноги безвольно подло
мились в коленях. Кое-как хватаясь за кованые прутья, Петр
Карлович с Божьей молитвой опустился на могильный холм:
в глазах потемнело.
Глухое постукивание по земле вернуло Кукушкина к ре
альности. Сквозь щель полуоткрытых век он приметил
крохотный блуждающий лепесток пламени, скачками дви
гавшийся вдоль могил. В мерцавшем отблеске на миг обозна
чился силуэт движущегося человека. Огонек моргнул и за
мер, точно в раздумье.
Ни жив ни мертв, Кукушкин не сводил с него затравленно
го взгляда. Левую щеку била судорога, но рука продолжала
сжимать прут ограды. К ужасу фельдшера огненный язычок
качнулся и поплыл к нему. Петр Карлович плотнее вжался в
пустоту между могилой и решеткой. Похмелья, терзавшего
его, как не бывало. Пламя неумолимо приближалось. Несча
стный перестал дышать, и лишь сердце вещало: «Край твой
пришел, Кукушкин!»
Миг, другой, третий...
Черный плащ шершавым сырым краем шлепнул его по
уху. Большие морские сапоги прочавкали у самого носа. От
них повеяло смертью. Еще малость, и он перестал их слы
шать.
Вдали над бухтой скрещивались молнии. Воздух стоял тя
желый, беременный влагой. Скорилась гроза. Стремительно
налетевший ветер понукал деревья, вырывая у них пыточные
стоны.
Кукушкин щупал взглядом потемки, пробираясь к главно
му входу.
69
