воротили мы влево на гору к замку, обведенному земляным ва
лом и палисадом, воротами вошли мы на большой двор, где
стояла, против самых ворот, медная пушка на станке и двух
колесах, весьма дурно сделанных. С этого двора прошли мы
небольшим переулком на другой двор, где находились в
ружье несколько человек императорских солдат.
Нас привели в небольшой закоулок между двумя строени
ями и посадили троих офицеров на скамейку, а матросов и
Алексея на рогожи, по земле разостланные. Тут велено нам
было дожидаться.
Мы дожидались более часа. Наконец, в окно ближнего к
нам строения назвали меня по имени: капитан Головнин (но
японцы фамилию мою произносили почти как Ховарин) —и
велели ввести. Два караульных солдата, идучи у меня по обе
им сторонам, подвели меня к большим воротам и, впустив в
обширную залу, опять их затворили, а там тотчас меня при
няли другие.
Здание, в которое я вошел, походило одной половиной
своей не столько на залу, сколько на сарай, не имея ни потол
ка, ни пола. В ближней половине его к воротам, вместо до
сок, на земле насыпаны были мелкие каменья; в другой же по
ловине пол от земли возвышался фута на три; на нем были по
стланы соломенные, весьма чисто сделанные маты. Вся же
эта зала величиной была сажен восьми или десяти в длину и в
ширину, а вышиною футов восемнадцати и от других комнат
отделялась изрядно расписанными подвижными ширмами.
Окон было два или три, со вставленными в них деревянными
решетками, а вместо стекол задвигались они бумажными
ширмами, сквозь которые проходил тусклый, унылый свет.
На правой стороне, подле возвышенного места, вышиною
фута в четыре от земли, во всю стену развешаны были железа
для кования преступников, веревки и разные инструменты
наказания; других же никаких украшений не было. С первого
взгляда на это здание подумал я, что это должно быть место
для пыток; да и всякий на моем месте делал бы подобное за
ключение: так страшен был его вид.
[
266
]
