лать несколько вопросов Алексею и узнал от него, что Хлеб
ников заключен с Симоновым, Макаров с Васильевым, а он
отдельно, как я. Алексей прибавил еще, что у них каморки
очень дурные: темные, совсем без окон и крайне нечисты.
В полдень принесли мне обед, но я отказался от еды.
Караульный отпер дверь и, проворчав что-то с сердцем, ве
лел кушанье у меня оставить и запер дверь.
Под вечер опять пришел ко мне тот же чиновник с
переводчиком Вехарою и с Алексеем для объявления, что
начальник города, полагая, что мне скучно быть одному, ве
лел спросить меня, кого из матросов я желаю иметь при се
бе. На ответ мой, что они для меня все равны*, он сказал,
чтоб я непременно сам выбрал, кого мне угодно, ибо таково
есть желание их градоначальника. Я сказал, что они могут со
мною быть по очереди, и начал с Макарова, которого в ту же
минуту перевели ко мне. Я уговаривал Алексея, чтобы он по
просил японцев поместить его с Васильевым на место Мака
рова; но он на это не согласился, и это заставило меня очень
сомневаться в его к нам расположении.
При сем случае я узнал, что чиновник этот первый в горо
де по главном начальнике. Я спросил его, всегда ли японцы
думают нас так содержать, как теперь. «Нет, —отвечал он, —
после вы все будете жить вместе, а потом отпустят вас в свое
отечество». «Скоро ли сведут нас в одно место?» «Не скоро
еще», —отвечал он. Люди в подобном нашему положении
всякое слово берут на замечание и толкуют: если бы он ска
зал скоро, то я почел бы речи его одними пустыми утешения
ми, но в этом случае я поверил ему и несколько успокоился.
Когда японцы нас оставили, я обратился к Макарову. Он
чрезвычайно удивлялся приятности моего жилища; с боль
шим удовольствием смотрел на предметы, которые можно
было видеть из моего окна. Клетка моя казалась ему раем
против тех, в которых были заключены Хлебников, Симо* Я сказал это для того, что в жестоком нашем положении не хотел пока
зать несчастным своим товарищам, что одного предпочитаю другим.
[
264
]