К крайнему моему сожалению, должен я опять говорить о
Муре. Бумагу иркутского губернатора он называл дерзкой,
обидной для японцев, а подарки его столь маловажными,
что они годились бы только для какого-нибудь малозначаще
го японского чиновника. К счастью нашему, свезенные на бе
рег Рикордом подарки японцы из любопытства оставили на
время у себя и часы приносили к нам на показ. В них был
редкий механизм, для японцев удивительный и непонятный:
когда заведешь в них особенную пружину, польется изо
бражение воды и лошадь начнет пить, поднимая и опуская
голову несколько раз. Тогда и Мур уверился, что этот пода
рок не так-то маловажен, как он представлял его. Японцы же
уверяли нас, что о часах такой редкой и удивительной
работы они никогда не слыхивали.
По окончании всех изъяснений о переводе губернаторско
го письма переводчики предлагали Рикорду прислать на берег
то благодарственное письмо, о коем иркутский губернатор
упоминает; но мы им на это сказали, что сие дело невозмож
ное, ибо Рикорду предписано вручить сие письмо мацмайско-
му губернатору уже по освобождении нашем; и потому он не
смеет отдать оного, пока мы еще находимся в руках японцев.
Переводчики возражение наше тотчас признали справедли
вым и более уже о письме не упоминали.
Между тем Такатай-Кахи, которого японцы употребляли
для словесных сношений с Рикордом, привез своим однозем-
цам новость, а они нам сообщили, что Москва действительно
была взята и сожжена французами, которые, однако ж, после
с великим уроном принуждены были бежать из России. Такая
неожиданная весть крайне нас удивила; мы с нетерпением же
лали знать, как случились все эти странные происшествия, по
чему, с позволения японцев, написал я Рикорду записку, чтоб
он прислал к нам газеты.
На другой день переводчики доставили нам присланный
с «Дианы» журнал военных действий и несколько писем на
мое имя от разных моих знакомых и родных. Я тотчас
объявил переводчикам, что писем своих распечатывать и
[
4 4 5
]
