Сие письмо не имело, однако, никакого успеха. Неудача в ис
полнении предприятия и угрызение совести, в рассуждении
бесчестного своего поступка, довели его, может быть, до по
кушения на жизнь свою. По залечении раны твердил он бес
престанно, что россияне весьма добродушны, но он только
один зол и желал прекратить свою жизнь.
Февраля 19-го известили посланника, что японский им
ператор отправил в Нагасаки уполномоченного с восемью
знатными особами для вступления с ним в переговоры. Хотя
толмачи и не говорили явно, что посланнику не надобно бу
дет уже ехать в Иеддо, но нетрудно было сие заключить по
тому, что отправленный императором уполномоченный был
высокого достоинства, которое, по словам толмачей, состо
яло в том, что он, предстоя своему монарху, может даже
смотреть на его ноги*, не смея, впрочем, возвышать более
своего зрения. Чтобы такая знатная особа отправлена была
в Нагасаки для одного сопровождения посланника в Иеддо,
о том думать было не можно. Желание японского правитель
ства сбыть нас с рук в начале апреля обнаружено довольно
прибывшими к нам толмачами. Они приехали на корабль
28 февраля по повелению губернатора разведать о нашем со
стоянии. Но при сем случае делали такие вопросы, из коих
нетрудно было заключать о главном их намерении. Любо
пытство их, как скоро приготовить можно корабль к отходу,
произвело в нас немалое удовольствие. Сего благоприятного
признака нельзя было оставить без внимания.
Между тем 12 марта объявил первый толмач посланнику,
что ехать ему в Иеддо не позволено, что полномоченный
японского императора прибудет в Нагасаки через 10 или
15 дней и что после того, как скоро только готов будет ко
рабль к выходу, должен он немедленно отправиться опять в
Камчатку. Первый толмач известил сверх того, что нам не
позволено покупать ничего в Японии, но что император по
велел доставить все нужные материалы и снабдить двухме
сячною провизией безденежно.
* Почесть, коей не удостаиваются нагасакские губернаторы.
[2б1]
