вообще 2000 капок, т. е. шелковых ковриков, и сто мешков
пшена сарочинского, каждый в 33/ 4 пуда. Ответ полномоч
ного, для чего он не принял подарков, был таков: что в сем
случае должен был бы и японский император сделать рос
сийскому императору взаимные подарки, которые следова
ло бы отправить в С.-Петербург с нарочным посольством.
Но сие невозможно потому, что государственные законы за
прещают отлучаться японцу из своего отечества.
В сем-то состояло окончание посольства, от коего ожида
ли хороших успехов. Мы не только не приобрели через оное
никаких выгод, но и лишились даже письменного позволе
ния, данного японцами прежде Лаксману. Теперь уже ника
кое российское судно не может прийти в Нагасаки. На тако
вое предприятие покуситься можно только тогда, когда про
изойдет в иеддоской министерии или в целом правлении
великая перемена, которой по известной японской системе,
наблюдаемой с чрезвычайной строгостью, едва ли ожидать
можно, невзирая и на то, что толмачи, лаская посланника,
уверяли, что отказ в принятии посольства произвел волне
ние мыслей во всей Японии, наипаче же в городах Миако и
Нагасаки*. Впрочем, не могу я думать, чтобы запрещение сие
причинило великую потерю российской торговле.
Апреля 6-го имел посланник у полномоченного отпуск
ную аудиенцию, после коей немедленно начали мы грузить
обратно подарки, провизию, пушки, якоря и канаты. Ра
дость, что мы скоро оставим Японию, обнаруживалась на
ипаче неутомимостью в работе наших служителей, которые
часто по 16 часов в день трудились почти беспрестанно и
охотно для приведения корабля в готовность к отходу. Впро
чем, без помощи присланных к нам японцев и лодок невоз
можно было бы нам окончить все работы и быть готовыми к
16 апреля.
* Лейтенанту Хвостову, плававшему в 1806 и 1807 гг. к северному берегу
Иеддо, рассказывали бывшие там японцы, что по отходе нашем из
Нагасаки произошло в Иеддо действительно возмущение, причиною
коего было, по их словам, неприятие российского посольства.
[2б4 ]
