— Для братства Иисуса не существует запертых дверей.
Сорок лет минуло, как папа Климент IV очередной буллой1
запретил Орден на вечные времена, но...
— Вы видели его лицо? — Пальцы Кальехи сжали руку
Диего. —Да не молчите же!
— Дьявол был с ним. Ему удалось уйти.
Из груди старика вырвался прерывистый вздох.
— Можно считать, мой друг, что все это вам почуди
лось. —Герцог подвинул резаную из кости шкатулку с сига
рами. —Нет, нет! Я, конечно, приму все надлежащие меры.
Курите, майор. Вам следует отдохнуть, право, я беспокоюсь
за вас. Большой путь —большие хлопоты.
Гонец отступил на шаг, учтиво поклонился:
— Благодарю, ваше высокопревосходительство. Но все не
приятности со мной приключаются именно тогда, когда обо
мне кто-то начинает беспокоиться.
Вице-король откровенно зевнул и пыхнул сигарой:
— Надеюсь, вас прислали не только затем, чтобы говорить
мне дерзости. Имеются вести? Какие?
Андалузец сдернул перчатки, достал пакет, скрепленный
красным сургучом, и, звякнув шпагой, протянул его.
— По поручению их высокопревосходительств Мигеля
Лардиссабаля и Хосе Луйанда, срочно, вашей светлости, —
негромко, но отрывисто доложил майор.
Кальеха устало мотнул головой, как бы пресекая все даль
нейшие пояснения.
— Молва летит впереди. О сем я уже наслышан, —вялым
тоном изрек он. —Дивный табак. Зря отказываетесь, любез
ный. —Генерал демонстративно затянулся. —Время, отданное
сигаре, не повредит самой великой срочности. Иль я не прав?
Диего де Уэльва едва не вспылил, до яви вспомнив путь
сюда: и слитный стон рабов из трюмов «Сан-Себастьяна», и
качку до судорог в животе, и запах человечьей смердятины, и
дикие лица отчаявшейся матросни с глазами, в которых мер
цали вечность соленой воды и молитва, и... Он перемог себя,
памятуя о тайном своем назначении.
— Много, слишком много всяких властей и указов, —
скорбно заключил Кальеха и протянул руку. —Ну, что у вас?
1Папская грамота, касающаяся важных вопросов веры.
261