Возможно, как в детстве Аманда отпускала вожжи своего во
ображения, и худородных дворян-офицеров или квасных
торгашей Охотска действительно вовсе не интриговало, кто
они и откуда. «В самом деле, с чего бы я могла их заинтере
совать? Вид совершенно походный, если не нищенский, на
столичный взгляд. Шуба с проплешиной, да перештопанная
служанка с унылой шляпкой на голове. С чего бы господам
смотреть, как мы обустраиваемся в Охотске? Разве что из
праздного любопытства?» —успокаивала себя англичанка, не
думая, что для местного общества была и без того золотым
зерном в куче плевел.
Конечно, в сундуках было все, что могло бы вызвать пожар
восхищения в глазах, не привыкших ни к чему, кроме линя
лого ситца, вечно сырого неба да грубого мундирного сукна,
пахнущего табаком и псиной.
Однако на сей счет барон лишь одобрительно цокал язы
ком и скупо бросал обычное «good»1. Спал он теперь, кстати,
спокойно, как камень, и раздражался лишь поутру, когда
Линда помогала ему облачаться и как обычно подол
1
у потела
над пуговицами его зеленого в белую клетку жилета. Суту
лясь в делах обыденных на чужих глазах, Пэрисон расправ
лял плечи, когда за окном сгущалась темь, а дверь угрюмо
лязгала железным языком запора. В такой час в голосе его
появлялась обычная медь и та резкость, с которой не спорят.
«Что ж, леопард не меняет своих пятен». Леди Филлмор
усвоила это давно. Она держала в памяти тот случай, когда
барон после того, как все было решено с постоем, под вечер с
плохо скрытым душевным подъемом заявился в дом.
Аманда сразу почувствовала неладное; отошла в сторону,
чтобы не помешать и, точно извиняясь, прижалась к стене, на
которой вековал пыльный ковер с вытертым рисунком, где
сгущалась тень как раз напротив изразцовой голландки.
Барон таинственно улыбнулся, небрежно бросил в руки
Линды шляпу и выдвинул стул. Замерев, он прощупывал
взглядом притихшую леди. В его темных каштановых воло
сах отражались отблески огня.
— Вы готовы выслушать? —неожиданно, но очень твердо
сказал он.
1Хорошо
(англ.)
518
